1854 г., подсказывает мысль, что если бы лжеученые
всезнайки вняли бы им, то можно было бы показать им,
как можно построить мост через эту страшную пропасть.
Это один из тех закромов, в которых бережливое настоящее
хранит мыслесемя урожаев будущего. Но здание
материализма обосновано целиком на ее грубом
фундаменте - рассудке. Когда они расширят, растянут
или напрягут способности рассудка до его крайних
пределов, то учителя материализма смогут, в лучшем
случае, раскрыть перед нами вселенную молекул,
оживляемых оккультным импульсом. Какой еще лучший
диагноз болезни наших ученых можно пожелать, чем тот,
который можно вывести из анализа профессора Тиндаля о
состоянии ума сторонников абсолютной власти римского
папы путем маленькой замены в названиях. Вместо
"Духовные вожди" поставим "ученые", вместо "до-научное
прошлое" - "материалистическое настоящее", скажем
"дух" вместо "наука" и тогда в нижеследующем абзаце мы
будем иметь портрет в натуральную величину человека
науки наших дней, изображенного мастерской рукой:
"...Их духовные вожди настолько исключительно живут в до-
научном прошлом, что даже действительно сильные умы среди них
сделались невосприимчивыми к научной истине. Глаза у них есть, а они
не видят, уши у них есть, а они не слышат, ибо их глаза и уши заняты
видами и звуками другого века По отношению к науке их
ультрамонтанистические мозги, вследствие недостаточной тренировки,
представляют собою, в сущности, неразвитые детские мозги. И таким
образом получается, что являясь детьми по научным познаниям, но и в
то же время носителями духовной власти среди невежественных, -
они морально поддерживают и осуществляют поступки, заставляющие
краснеть от стыда более разумных в их собственной среде" [1,
Предисловие].
Вот это зеркало оккультисты держат перед лицом
науки, чтобы она увидела себя самое.
С тех пор, как история отметила первые человеком
выработанные законы, никогда не существовало народа,
законоположения которого не потребовали бы
свидетельских показаний двух или трех заслуживающих
доверия свидетелей, когда решался вопрос о жизни или
смерти граждан того народа. "По словам двух свидетелей,
или трех свидетелей, должен умереть осуждаемый на
смерть" [Второзаконие, XVII, 6], - говорит Моисей,
первый законодатель, которого мы встречаем в древней
истории. "Законы, предающие казни человека на
основании показаний только одного свидетеля, опасны для
свободы", - говорит Монтескье - "Разум требует, чтобы
было два свидетеля" [119, XII, гл. 3]. Таким образом везде,
во всех странах люди пришли молчаливо к согласию о
ценности свидетельств. Но ученые не принимают
свидетельствования миллионов людей против одного.
Напрасно сотни тысяч людей свидетельствуют о фактах.
Oculos habent et поп vident! Они решили оставаться
слепыми и глухими. Тридцать лет практических
демонстраций и свидетельства нескольких миллионов
верящих в Америке и в Европе, несомненно, имеют право
на какое-то уважение и внимание. В особенности, когда
вердикт двенадцати спиритуалистов в силу свидетельских
показаний любых двух свидетелей вправе послать на
виселицу даже ученого за преступление, совершеннее,
возможно, под влиянием побуждения, возникшего
вследствие некоего смятения среди мозговых молекул, не
удерживаемых сознаванием будущего воздаяния.
По отношению к науке, в целом, как к божественной
цели, весь цивилизованный мир должен бы испытывать
глубокое уважение, ибо одна только наука может дать
человеку возможность понять божество путем правильной
оценки его творений.
"Наука есть понимание истины или фактов, - говорит
Уэбстер, - это исследование истины ради ее самой и погоня за чистым
знанием".
Если это определение правильно, то большинство
наших современных ученых окажутся изменившими своей
богине. "Истина ради нее самой!" А где же следует искать
ключи ко всем тайнам природы, если не в неисследованной
до сих пор тайне психологии? Увы! Так много ученых,
которые в своих исследованиях природы разборчиво
сортируют факты, выбирая для исследования только такие,
которые лучше всего согласуются с предрассудками
У психологии нет злее врагов, чем школа медицины,
именуемая аллопатией. Напрасно напоминать им, что изо
всех так называемых точных наук медицина меньше всех
заслуживает этого названия. Хотя изо всех отраслей
медицинской науки больше всего врачи должны были бы
изучать психологию, так как без ее помощи их практика
вырождается в простое угадывание и интуицию, - они же
почти полностью пренебрегают ею. Малейшее отступление
от провозглашенных ими доктрин рассматривается как
ересь, и хотя непопулярный и непризнанный метод лечения
мог бы спасти тысячи жизней, они, вся корпорация врачей,
готовы цепляться за давно принятые гипотезы и
предписания и осуждают и новатора, и нововведение до тех
пор, пока на них не ляжет штамп узаконивания. За это
время несчастные пациенты могут умирать, но до тех пор,
пока профессиональная гордость не будет удовлетворена,
это имеет второстепенное значение.
Теоретически медицина самая добрая наука, и в то же
самое время никакая другая наука не проявляет столько
примеров мелочных предрассудков, материализма, атеизма
и злобного упрямства, как медицина. Пристрастие к какому
либо одному методу и покровительство ведущих врачей