среди своих напряженных трудов не находит времени,
чтобы ознакомиться с основоположениями и законами
своего языка".
В заключение скажем, что позитивисты ничем не
пренебрегают, чтобы свалить спиритуализм в пользу своей
религии. Их верховных жрецов заставляют без устали
трубить; и хотя стены современного Иерихона навряд ли
когда-либо рассыплются в прах от их трубного звука, тем
не менее они ничем не пренебрегают для достижения
желаемой цели. Их парадоксы уникальны, и их обвинения
против спиритуалистов неотразимы по логике. Недавно в
одной лекции, например, было сказано так:
"Исключительное развитие религиозного инстинкта способствует
развитию полового бессмертия. Священнослужители, монахи,
монахини, святые, медиумы, экстатики и набожные люди прославились
своими непристойностями" [111].
Мы счастливы отметить, что в то время, как
позитивизм во всеуслышание объявлял себя религией,
спиритуализм никогда не претендовал на больше, как на
науку, развивающуюся философию или, вернее на
исследование скрытых и пока что еще необъясненных сил
природы. Объективность его различных феноменов была
продемонстрирована не только одному представителю
настоящей науки, и также неэффективно отрицалась ее
"обезьянами".
Наконец, можно сказать про наших позитивистов,
которые так бесцеремонны с каждым психологическим
феноменом, что они подобны краснобаю Сэмюэля Батлера,
который
"Не мог открыть свой рот никак,
Чтоб не сорвался тут же - бряк!"
Мы хотели бы, чтобы не было надобности направлять
критикующий взгляд за пределы кружка педантов и
никудышных людей, неправильно именующих себя
людьми науки. Но также неотрицаемо то, что трактовка
новых предметов со стороны тех, чей ранг в ученом мире
высок, часто остается невызывающей возражений, когда, в
самом деле, она нуждается в осуждении. Осторожность,
выросшая из установившейся в исследованиях привычки;
экспериментальное продвижение от мнения к мнению, вес,
придаваемый признанным авторитетом - все это
благоприятствует консерватизму мысли, который,
естественно, уводит в догматизм. Ценою научного
прогресса обычно является мученичество и остракизм,
выпадающие на долю новатору. Реформатор лаборатории
должен, так сказать, завоевать крепость привычки и
предрассудка острием штыка. Редко даже бывает, что
дружеская рука оставила какую-нибудь заднюю дверь
открытой. Шумные протесты и наглое критиканство
мелких людишек из переднего края науки реформатор
может оставить без внимания. Враждебность же другого
класса представляет реальную опасность, которую новатор
должен встречать лицом к лицу и преодолеть. Знание же
растет с увеличивающейся скоростью, но не великой
корпорации ученых следует воздавать за это честь. Каждый
миг они старались делать все возможное, чтобы сокрушить
новое открытие вместе с открывателем. Слава тому, кто
победил все это своею отвагою, интуицией и упорством.
Мало в природе сил, которые, после объявления о их
открытии, не были бы осмеяны, а затем отброшены, как
абсурдные и ненаучные. После принижения гордости тех,
кто ничего не открыли, после удовлетворения
справедливых требований, в которых отказывали до тех
пор, пока было возможно - увы, к несчастью
человечества! - новооткрыватель, как это часто бывает -
сам, в свою очередь, становится угнетателем по отношению
других открывателей в области естественных законов. Так,
шаг за шагом, человечество движется по своему кругу
знания; наука постоянно поправляет свои ошибки и
переприспосабливает ко следующему дню ошибочные
теории предыдущего дня. Так всегда бывает не только в
вопросах, относящихся к психологии, например, к
месмеризму в его двойном значении физического и
духовного феномена, но даже и в таких открытиях, которые
непосредственно связаны с точными науками и которые
легко продемонстрировать.
Что можем мы делать? Будем ли припоминать
прошлое? Будем ли указывать на средневековых ученых,
потворствовавших церкви в отрицании гелиоцентрической
системы из боязни, как бы не задеть церковных догм?
Вспомним ли, как ученые конхологи однажды отрицали,
что в окаменелых раковинах, встречающихся везде по лицу
земли, когда-то жили живые животные? Как натуралисты
восемнадцатого века объявляли эти раковины ничем иным,
как факсимиле животных? И как эти натуралисты
сражались и ссорились, и вели битвы и ругались почти
целое столетие над уважаемыми мумиями древних веков,
пока Бюффон не покончил с этим вопросом, доказав, что
отрицатели ошибаются? Несомненно, устричная раковина
может быть чем угодно, только не трансцендентальной, и
должна бы быть вполне осязаемым предметом для любой
точной науки, и если ученые даже по такому предмету не
могли прийти к согласию, то как можно от них ожидать,
что они поверят, что на сеансах спиритуалистов, если там
честные медиумы, - появляются быстро исчезающие
формы рук, лиц и иногда целых тел.
Существует некий труд, который с пользою для себя
могли бы прочесть в свободное время скептические люди
науки. Это книга, изданная Флоуренсом, постоянным
секретарем Французской академии наук, и называется она
Пирамида