"История изысканий Бюффона". Автор в ней рассказывает,
как этот великий натуралист боролся и наконец одолел
сторонников этой факсимильной теории; и как эти
последние все равно продолжали отрицать все под
солнцем, причем это иногда превращалось в какое-то
бешенство отрицания, проявляемое ученой корпорацией.
Они отрицали Франклина и его электричество; смеялись
над Фультоном и его паровой машиной; проголосовали за
смирительную рубашку для инженера Пердоннэ за то, что
он предложил построить железную дорогу; смутили Харвея
и объявили Бернарда де Палисси "таким же глупым, как
его горшки"!
В своем часто цитируемом труде, "История конфликта
между религией и наукой", профессор Дрейпер проявляет
решительную склонность толкнуть чаши весов
справедливости в сторону обвинения одной только церкви
за препятствия, чинимые на пути человеческого прогресса.
При всем уважении и испытываемом нами восхищении к
красноречивому писателю и ученому, мы должны
протестовать и воздавать каждому должное. Многие из
вышеперечисленных открытий упоминаются автором
"Конфликта". Во всех случаях он обрушивается на упорное
сопротивление открытиям со стороны духовенства и
молчит о таком же противодействии, испытываемом
каждым новооткрывателем от рук ученых. Его выступление
в пользу науки, что "знание есть сила", несомненно
справедливо. Но злоупотребление силой, происходит ли
оно от избытка мудрости или невежества - одинаково
противно по своим последствиям. Кроме того, духовенство
уже приведено в молчание. Его протесты сегодня едва ли
вызвали бы какое-либо внимание в мире науки. Но в то
время, как богословие оттеснено назад, на задний план,
ученые обеими руками ухватились за скипетр деспотизма и
употребляют его, как херувим пламенный меч, чтобы не
допустить людей к древу вечной жизни, удерживая их в
мире тленной материи.
Редактор лондонского "Спиритуалиста" в ответ на
критику доктора Гали в адрес теории огненного тумана
Тиндаля говорит, что если всю корпорацию
спиритуалистов еще не изжарили живьем на кострах на
площади Смитфилда в нынешнем столетии, то только
науке мы обязаны этою милостью. Хорошо, давайте
согласимся, что ученые косвенным образом в данном
случае явились общественными благодетелями в том, что
теперь уже не в моде сжигать эрудированных людей. Но
разве несправедливо будет задать вопрос - могли бы
спиритуалисты чувствовать себя так спокойно, как они
чувствуют себя сейчас, если при таком отношении какое
сейчас к ним проявляют Фарадей, Тиндаль, Гёксли, Агасиз
и другие - у последних была бы в руках вся
неограниченная власть, какою в свое время обладала
инквизиция? Даже, предположим, что они не стали бы
поджаривать живьем верящих в существование мира
духов, так как нет такого закона, чтобы людей при жизни
предавать кремации, - не послали бы они каждого
спиритуалиста в сумасшедший дом? Разве они нас не
называют "неизлечимыми маньяками",
"галлюцинирующими глупцами", "идолопоклонниками" и
тому подобными именами? В самом деле, нам непонятно,
что могло побудить редактора "Спиритуалиста" на такую
степень благодарности науке, чтобы так благосклонно ее
опекать. Мы полагаем, что недавние Ланкастер-Донкин-
Слэйд преследования в Лондоне должны бы открыть глаза
полным надежд спиритуалистам и ясно показать, что
упрямый материализм часто бывает более глупо
фанатичным, чем религиозный фанатизм.
Одним из умнейших произведений, принадлежащих
перу профессора Тиндаля, является очерк "Мартинэ и
материализм". В то же самое время его автор по истечении
нескольких лет, несомненно, будет очень не прочь
исправить в нем некоторые непростительные грубости
выражения. В данный момент мы, однако, не будем
заниматься этим, а рассмотрим, что он говорит о феномене
сознания. Нижеприведенный вопрос он цитирует из
Мартинэ:
"Человек может сказать - "я чувствую, думаю, люблю", - но как
сознание вливается в эту проблему?"
И отвечает так:
"Переход от физики мозга к соответствующим фактам сознания
невообразим. Допустим, что определенная мысль и молекулярное
действие мозга происходят одновременно. Мы не обладаем
интеллектуальным органом так же как и какими-либо рудиментами
этого органа, который давал бы нам возможность перейти путем
процесса рассуждений от одного к другому. Они появляются вместе, но
мы не знаем почему. Если бы наши умы и чувства настолько
расширились бы, укрепились и озарились, чтобы мы были бы в
состоянии видеть и ощущать каждую молекулу мозга; если мы были бы
способны проследить все их движения, все их группировки, все их
электрические разряды, если таковые там имеются, и если бы мы были
близко знакомы с соответствующими всему этому состояниями мысли и
чувств, - то мы все равно были бы так же далеки как и прежде, от
разрешения проблемы - "Каким образом эти физические процессы
связаны с фактами сознания?" Бездна между этими двумя классами
феноменов так и осталась бы интеллектуально непроходимой" [1].
Эта бездна, настолько же непроходимая для
профессора Тиндаля, насколько непостижим огненный
туман, где ученый встречается с непознаваемой
причиной, - является препятствием только для людей без
интуиции. Труд профессора Бьюканана "Конспекты лекций
по неврологической антропологии", написанный еще в
Пирамида