В таком случае мы имеем поздний галльский аналог (римской эпохи, если не соз-
данный под римским влиянием) капитолийской триады, собирающей все общество под
защиту верховного бога (Таранис покровительствует галльским milites, а Тевтат –
quirites).
Эти весьма точные классификации божеств являются в то же время чрезвычайно
гибкими. Ниже мы позволим себе то же замечание относительно человеческого обще-
ства. У кельтов совсем не замечается функционального перекоса, свойственного гер-
манцам, отводившим главную роль в своем пантеоне богу-воителю. Божественная и
человеческая власть поддерживает равновесие между «миром» и «войной»: воинст-
венные черты Дагды, о которых не следует забывать, не являются все же главными, а
если бог Луг, по праву и фактически, является всемогущим, он никогда не подменяет
никого из подчиненных ему божеств. Будучи предводителем богов, он вмешивается в
битву при Маг Туред лишь для того, чтобы свершить решающее деяние – оцепенить
своей воинской магией воинство фоморов и поразить камнем из пращи великана Бало-
ра, своего деда, что мог сделать только он.
2. БОГИ, ГЕРОИ И ВОИНЫ.
Было бы трудно говорить о кельтских полубогах в том же смысле, какой придает
им греческая мифология. Впрочем, в Ирландии, когда речь заходит о сколько-нибудь
значительных персонажах, легендарных или псевдоисторических, действие переносит-
ся в область мифа, где разница между человеческим и божественным теряет всякое
значение, поскольку кельтская традиция почти не интересуется «обычными» людьми.
Герои не являются богами, поскольку для них не нашлось никакого места в пантеоне, а
легенды чаще всего устанавливают лишь общую хронологию их существования: рож-
дение, детство, юность, жизнь, наполненная подвигами, героическая и насильственная
смерть.
Но герои – не обычные люди, поскольку им открыт доступ в Иной Мир, а наима-
лейший из их подвигов превышает возможности человеческого существа. Другое отли-
чие «бога» от «героя» присутствует на функциональном уровне. Явные воинские каче-
ства героя мешают ему принимать какое-либо участие в осуществлении управления
(отношения Кухулина и Морриган, богиней войны и власти, были сложными и порой
враждебными, отмеченными постоянной неприязнью со стороны героя и несколькими
предательствами со стороны богини). Герой должен только совершить воинский подвиг.
Кроме того, Кухулин, одновременно архетип и прототип, – это единственный герой та-
кого масштаба во всех ирландских легендах, другие воины были слабее его или были
его подражателями. Неслучайно, что некоторые греческие авторы описывали Геракла
как героя-основателя Галлии.
Таким образом, никогда не утверждалось, что Кухулин – это бог: он героический
воин, умирающий стоя, лицом к неприятелю. В то же время он сын Луга. Его рождение
произошло троекратно, а зачатие свершилось в Ином Мире. Здесь все обстоит совсем
не так, как в Греции, где боги нисходили на землю, чтобы породить полубогов, одарив
своей любовью смертных избранниц, здесь частица человеческого общества, жрече-
ского, королевского или воинского, внезапно переносится на уровень богов и обретает
их способности.
Если не принимать во внимание некоторую разницу в измерениях времени и
пространства, между посюсторонним и потусторонним мирами существует тесная
связь, неоспоримое сходство. Уладский цикл, который наряду с циклом мифологиче-
ским является наиглавнейшим источником наших сведений, отмечен яркой мифологи-
ческой окраской: перенесенные в область мифа человеческие персонажи ведут себя
как боги, типологическим воплощением и функцией которых они чаще всего предстают.
Мифический мир кельтов соткан из неустанных повторений, не полностью скры-
вающих изменений имен: Дагда повторяется отчасти в короле Конхобаре и друиде Мог
Руйте, прошедшем высшую инициацию, остановив, как Дагда, ход солнца (за что он
поплатился сверхъестественной слепотой). Кухулин – сын Луга, но под своим первым
именем, Шетанта («идущий»), он имеет много общего с Огмой («проводником»). Сам
Огма предстает в образе «оскопленного» хитреца Келтхара, хранителя волшебного и
убийственного копья, которое сопровождает котел Дагды. Друид Финген, подобно Диан-
кехту, описывается как чудесный врачеватель: ему достаточно взглянуть на дым, под-
нимающийся над крышей какого-нибудь дома, чтобы определить, какими болезнями
страдают его жильцы; когда король Конхобар получает смертельную рану от камня,
пущенного из пращи, он спасает его путем искусной трепанации черепа.
При необходимости божественная функция или личность могут фрагментиро-
ваться, дробиться на триады или на множество персонажей, которые в случае надоб-
ности становятся братьями и сестрами: было три королевы Медб, но у той из них, что
правила Коннахтом, подчас насчитывалось пять сестер. У Дагды – два брата, Мананнан
и Мидир; один из них – бог Иного Мира, другой является владыкой и судьей «нижнего
мира» и, согласно некоторым преданиям, одно и то же приключение приписывается то
одному, то другому из трех братьев. Насчитывается множество богинь-эпонимов Ир-
ландии (столько же, сколько имен у этого острова) и у всех одна и та же история. Ир-
ландия и в самом деле носит немало мифологических или символических имен, а ее
героические персонажи нередко троятся, как и боги: три Махи, три Морриган, три Бодб,
три эпонима Ирландии – ведь это число, при всей своей множественности, является
одним из символов совершенного божественного единства. Из этого следует, что у
кельтов была весьма сложная типология богов.
2. ЕДИНСТВО КЕЛЬТСКОЙ МИФОЛОГИИ.
В целом, когда в современной работе заходит речь о кельтах и их мифологии,
редко не упоминают о красочном, почти экзотическом характере литературы, в которой
она заключена. Именно это, в некотором смысле, является предлогом для фантазий и
ошибочных суждений. Персонажи этих произведений очень колоритны, и хотя они об-
ладают лишь зачаточной психологией, их характеры очень типичны. У них яркие и четко
обрисованные черты, движущие силы действия элементарны и легко объяснимы. Стиль
повествования чаще всего несложный; словарный состав всегда прост. И если мораль
не всегда соблюдена, ложь и лицемерие, эти два порока нашей технически развитой
цивилизации, встречаются очень редко, так же редко, как воровство. Кодекс чести все-
гда очень строгий, даже жесткий. Мы вспоминаем Финна, который во время пира, отку-
да один из сотрапезников стащил яйцо на блюде, говорит пригласившему его: «Вы мо-
жете есть все: я никогда не ем остатки краденого».
В этой литературе также пытаются искать образ доброго островного дикаря, дос-
таточно разумного, чтобы цивилизованному человеку рассматривать его с благосклон-
ной симпатией. И если это никогда не удается, кроме, может быть, некоторых француз-
ских литературных кругов, после Макферсона и нескольких других авторов для перево-
дов текстов и объяснения кельтских литературных сюжетов мифология всегда считает-
ся божественным хаосом, в любой выдержке из которого, взятой наугад, интересны
только несколько отрывков. Что касается галлов и их посмертного становления, не-
сколько комиксов, как некий псевдоисторический роман, смогли поддержать образ Эпи-