теологии. Стало быть, это состояние отсталости, предающейся поклонению природным
стихийным силам: ветру, воде, земле, солнцу, буре, не говоря уже о репродуктивных
органах человека.
На таком уровне смешения твари и Творца нет никакой необходимости в доктри-
нальных ухищрениях и тщательно разработанных обрядах: достаточно народных суе-
верий вкупе с несколькими фетишами и амулетами, оберегающими от сглаза. Что же
касается друидов, то это просто-напросто шаманы или колдуны, а вовсе не организо-
ванное жреческое сословие. Сколько раз уже ссылались, доказывая это упрощенное
понимание, на значение новоирландского слова drao? «колдун»? Как будто современ-
ное значение не является семантической деградацией древнего значения.
Представляемая таким образом религия обладает огромными преимуществами,
так как она доступна пониманию кого угодно, а для ее обоснования требуется скудный
минимум знаний и доказательств. Ибо религия тогда сводится к серии различных типо-
логий, способных войти в любую классификационную систему, типологий, в которых в
итоге находятся хорошо известные боги и богини. Другие божества, по своей слабости,
остаются почти элементарными numina. Но самое главное – такая религия покорно со-
гласуется с любыми археологическими и лингвистическими открытиями, какими бы они
ни были, а также с любым фольклором, будь он даже на двадцать веков моложе ее.
Такое положение вещей не является абсолютной привилегией одних только кель-
тов; так же обстоит дело с религиями, распространенными за пределами индоевропей-
ского мира – американскими, африканскими, полинезийскими: отношение к ним зачас-
тую было столь же незавидным. Сколько заключений этнографического или психоана-
литического характера можно сделать, исходя из предполагаемой человеческой дико-
сти! Но, что касается как кельтов, так и других народов, мы только потеряли бы время,
пытаясь высмеять все модные увлечения мифами солярными и мифами, касающимися
гроз и бурь, культами аграрными и звездными, а также теми, что относятся к плодоро-
дию: забвение того, что основа каждой религии, да и каждой культуры является по оп-
ределению ученой (что подтверждается самим названием друидов!), а не народной,
неизбежно обрекает нас на ложные определения, вынуждает, несмотря на подкреплен-
ную археологией хронологию и прочие достоверные факты, смешивать древнюю кельт-
скую религию, схематическое описание которой оставил Цезарь, с религией позднего
времени, разложившейся, смутно различимой, представляющей из себя с трудом под-
дающееся анализу кишение народных культов, где предрассудки неотличимы от
фольклора. Когда в том есть необходимость, мы призываем на помощь Плиния Стар-
шего и с ученым видом доказываем, что окаменелые морские ежи не могут плавать на
поверхности воды. Нет нужды заглядывать в почтенные и дорогостоящие научные жур-
налы, чтобы в этом убедиться. Но ведь там не объясняется, что Плиний всего-навсего
дал ошибочное материалистическое толкование символики окаменелого морского ежа!
Впрочем, в целом, символика, очевидная и важная для всех древних религий,
менее всего осознается современными авторами (в особенности мы имеем в виду ка-
тастрофическую «Кельтскую религию» Яна де Фриса), которые ошибочно объясняют ее
в самом буквальном смысле. Слово «друид» объясняется с помощью названия дуба
без уточнения, что «дуб» и «друид» в кельтском предполагают два разных корня (соот-
ветсвенно *dervo- и *dru-uid- < *d(o)-r(o)-wid-), забывается также, что дуб – это расти-
тельная поддержка знания, а не знание, как таковое, одно из орудий ритуала, а не дви-
жущая сила и объект религиозной церемонии.
Подобные культы, разумеется, нашли свое оправдание лишь в наличии божеств-
покровителей урожая или плодородия. Но чему мог покровительствовать воинственный
Марс в Галлии в эпоху поздней империи? Выходило, что Цезарь солгал, и нашелся
весьма почтенный эрудит, доказавший в одной из своих книг, что галльский Марс был
целителем и покровителем вод. Доказательство этой гипотезы благодаря обильной
иконографической жатве на полях «Сборника» Эсперандьё, а подчас и вопреки ей, не
составило автору особого труда. Ему не удалось лишь придать достаточно убедитель-
ности образу галльского вояки, превратившегося в миротворца и водохлёба.
Богини-матери превосходно вписываются в тот же контекст: ведь каждая богиня –
это мать, неизвестно только, от кого она родила. Они неизменно предстают напарни-
цами бога-покровителя или целителя; у них не испрашивают ничего иного, кроме дождя
и солнца, плодов, скота, детей. И только правила приличия не позволяли официально
испросить у них хорошенькую куртизанку.
Все эти женские божества также систематически сводятся к самому нижнему
уровню «третьей производительной функции», но никогда и никому не приходило в го-
лову предположить, что контроль и управление производством и рождаемостью осуще-
ствлялись гораздо сложнее, и не являлись ли ирландские «богини-матери» (сравни-
ваемые иногда с чужих слов с галльскими женскими божествами) верховными богинями
– ведь у них было всего по одному-два ребенка, а то и ни одного.
Незнание островных текстов приводило к результатам одновременно смехотвор-
ным и занудливым. Но достаточно было того, что в 1870 году В.Хеннеси в короткой ста-
тье в Revue Celtique, напечатанном скромным тиражом в триста экземпляров, написал
о кельтской богине войны, процитировав почти все отрывки из ирландских текстов, от-
носящиеся к этой теме, как она, можно сказать, стала навсегда запретной. Поскольку
изолированная глосса называет Морриган lamia , ее можно назвать богиней наважде-
ния с корнем *mori-, который засвидетельствован только в германских и славянских
языках. (См. по этому поводу нашу работу: La souverainet? guerri?re de l’Irlande, Celticum
25, Rennes, 1983, которая содержит цитаты во всех необходимых местах.)
4. ЗООМОРФИЗМ И ТОТЕМИЗМ.
Эрудитов повергали в великое замешательство бесчисленные изображения жи-
вотных в галльской скульптуре, а также связанные с животными имена людей и топо-
нимы. Самое расхожее и самое непосредственное объяснение этого факта сводилось к
тому, что кельты, обожествляя стихийные силы природы, заодно обожествляли и жи-
вотных. Хорошенькие божества, которых человек насаживал на вертел к обеду, безжа-
лостно травил на охоте или держал в стойлах! Поскольку, например, ворон считался в
Ирландии птицей, посвященной богу Лугу, а также неслучайно послужил предзнамено-
ванием для основания города Лиона (Lugu-dunum), некий эрудит самым серьезным об-
разом задался вопросом, не был ли ворон первоначальной формой бога Луга. Этой ги-
потезе противоречила второстепенная деталь – ведь ворон черен, а Луг – божество
света, но и тут нашлось подходящее объяснение, а что хуже всего, оно часто повторя-
ется.
А поскольку никто не пытался вдумчиво проанализировать индийский обряд аш-
вамедха – жертвоприношение коня, совершаемое царем высокого ранга, – то больше
полувека назад, необдуманно и невозмутимо доверясь недоброжелательному описа-
нию валлийского монаха Гиральда Камбрийского, с этим обрядом была сопоставлена
церемония королевской интронизации, практиковавшаяся в одном из районов Ольстера
в XII веке (см. ниже стр. 168-169).
Тем же сравнительным методом объясняется желание любой ценой сблизить
между собой галльскую богиню Эпону, валлийскую Рианнон и ирландскую Маху. Эпона,
судя по своему имени и иконографии, является относительно поздней континентальной
адаптацией эллинистической «хозяйки лошадей» или «хозяйки животных», в отношении
которой мы располагаем лишь весьма смутными следами мифа, переданного Псевдо-
Пирамида