громче.
Мы, разумеется, не понимаем смысла происходящего. Тогда
Хуан снова приступает к своей “проповеди”, он показывает на
огонь, на людей, куда-то вдаль, в пространство, и потом начинает
рыдать! Однако никто из индейцев, к нашему изумлению, не
спешит ему на помощь, более того, они начинают просто
хохотать. И чем громче его плач и отчаяннее стоны, тем громче
они смеются. Я подхожу к Тайяу, который должен служить для
нас переводчиком и гидом, и спрашиваю, что происходит?
— Он кавитирует!
— Что-о-о?
— Это кавитеро, и он излагает историю мира.
Тут только я понял, что происходит, и рассказал об этом своим
спутникам: это просто кавитеро пародирует поведение другого
кавитеро . В данном случае, он пародирует Лусиано, который,
судя по всему, веселится больше всех остальных. Хуан делает вид,
что заснул — это самый тяжким проступок, который может
совершить кавитеро. Когда же Хуан пародирует слезы и стоны,
которым настоящий кавитеро должен сопровождать свой рассказ,
индейцы просто начинают кататься от хохота. Так продолжается
примерно час, а затем приходит время ритуала смены имени.
Смена имен
Антонио, Лусиано и Хулио начали распределять роли, а вместе
с ними настоящие и мнимые обязанности: здесь были титулы
шерифов, секретарей, судей, казначеев, командоров, и прочие
пышные звания, главное, чтобы каждому досталась какая-нибудь
роль. Последним оказался Рене, и ему досталась роль президента,
ни на что другое у наших друзей фантазии уже не хватило. Ему
также присвоили, — под приветственные крики и смех
собравшихся, — имя Карлоса Салинасаде Гортари. В большинстве
своем, эти титулы не имеют никакого значения, однако все-таки
шерифам приходится ловить и возвращать беглецов, стремящихся
в последнюю минуту избежать церемонии. Кроме того, были
изменены названия всего на свете — тортиллас, воды, сумок,
приношений, неба, земли, огня, машин. Новыми названиями и
именами нужно было пользоваться вплоть до окончания
паломничества. За соблюдением этих правил следят, кстати,
шерифы — они накладывают на нарушителей штрафы. Так что
все постоянно посматривают на шерифов — не ошиблись ли они в
чем-то? Насколько я понимаю, это не простая игра — это
обостряет внимание, и к тому же придает происходящему оттенок
торжественности и необычности.
Танец хикарерос
После церемонии наречения новых имен начался танец
хикарерос. Так же, как и в Ксонаката, они выстроились в цепочку,
изогнувшуюся в спираль, и по сигналу двинулись задом наперед.
Хулио играл на гитаре, Галиндо на скрипке. Их мелодию я бы
назвал “гипнотической” или “психоделической”, и при этом она
была веселой и бодрой. Только одно отличие было от прежнего
танца: когда спираль практически смыкалась вокруг огня,
стоящий первым в цепочке разворачивался и начинал двигаться в
противоположном направлении, так что в итоге одна часть
цепочки движется внутрь, а другая — наружу, при этом ритм и
четкость движения нисколько не нарушались, время от времени
раздавались радостные крики и пение рожков.
Они снова выкликали названия священных мест и их чудес.
Теперь я понимал, что это не простой ритуал, а воплощение всего
пути паломников, приносивших жертвы в каждом из этих мест —
и всегда в центре всего находился огонь Татевари. Танец
хикарерос не только приводит к возникновению состояния
повышенного осознания, которое может длиться часами, но и
укрепляет в них веру в то, что они движутся к своей цели все
вместе, как единое целое.
Исповедь
Наконец, настал самый тяжелый для теварис час, то, чего они
боялись больше всего — исповедь. Дело не в том, что
приходилось признаваться в каких-то личных грешках, а в том,
что придется это делать перед лицом наших теокарис, и самое
главное, — перед Татевари, которого нельзя провести. Кроме того,
для нас было непривычно понятие “греха” в представлении
индейцев: нам следовало вслух, громко перечислить перед
собравшимися всех тех, с кем приходилось находиться в
сексуальных отношениях за всю нашу жизнь — а ведь среди них
могли оказаться и присутствующие! Тут между нами возникла
дискуссия: кое-кто утверждал, что не считает свои сексуальные
приключения “грехом”, поэтому не считает нужным признаваться
в них. Я настаивал на том, что нечего дискутировать о том, что
такое “грех” — раз мы находимся на территории и группе
виррарика, то и должны понимать этот термин так, как понимают
его они. И к тому же мы должны исповедаться в тех грехах,
которые сами считаем грехами. И в итоге сама реальность дала
нам те ответы на вопросы, которые мы не могли получить путем
дискуссий.
Первыми должны были исповедаться маракаме и уруквакаме.
Мы молча расселись вокруг костра, и, когда настало время, один
из шерифов схватил за руку Лусиано и вывел его к огню, громко
призывая его признаться во всех грехах до единого. Лусиано
начал перечислять все грехи, совершенные на протяжении всей
своей долгой жизни. Так как исповедь длилась долго, наверно,
любовниц у него было немало. Как только он называл имя какой-
то женщины, шериф громко повторял его вслух, а другой
хакареро завязывал на длинной веревке маленький узелок.
Окончив перечисление, Лусиано произнес нечто вроде: “Да
отпустит мне Предок Огонь мои грехи”, и отряхнул свои одежды,
Пирамида