Матевамес
Хикарерос накрывают лица матевамес (“тех, кто еще не видел,
но узрит”) — тех, кто идет на Хумун Куллуаби в первый раз. Вот
и теперь уруквакаме Лусиано, вместе с двумя молодыми
помощниками, надевает на матевамес повязки. Их надевают и на
моих друзей теварис (я-то уже был на Хумун Куллуаби). Я
поясняю им смысл этого ритуала (насколько понимаю его сам):
повязка, закрывающая лоб и, отчасти, глаза (так, что можно было
видеть землю под ногами, но нельзя смотреть по сторонам и
вверх), символизирует духовную слепоту тех, кто поднимается на
Хумун Куллуаби впервые. Такие люди должны
сконцентрироваться и сосредоточить свое внимание, чтобы
совершить путешествие в рай виррарика, который им
посчастливится посетить еще при жизни. Они не должны снимать
этих повязок до тех пор, пока не прибудут на гору и не завершат
охоту на Оленя-Пейот.
Я замечаю, как на глазах изменилось внутреннее состояние
паломников: они как-то подтянулись, в их глазах появилось
понимание серьезности момента. Да, совсем не то, что было еще
несколько часов назад. Это признаки внутренней духовной
трансформации, и дело не только в том, что они направляются в
место, где могут вступить в прямой контакт с Силами,
управляющими миром, дело в том, что само это путешествие
свято. Теперь это не просто мужчины и женщины. После того, как
был совершен первый ритуал, знаменующий начало путешествия,
они словно начали превращаться в духов. Отныне, особенно с
этого момента, возврата в прошлую жизнь нет. Каждый шаг,
каждый поступок приближают их к проникновению в святая
святых своего “я”, туда, где человеческая природа сливается с
природой управляющих миром Сил.
Матевамес опускают головы в знак уважения и с почтением
внимают словам уруквакаме. Мы — Лигия, Маноло, Рене, Луис
Мануэль, Армандо и я — раскрыли сердца словам Лусиано, хотя
смысл этих слов нам неясен. Да это и не важно — разве дело в
смысле каких-то слов? Универсальный язык чувств сблизил нас за
время путешествия с этими мужчинами и женщинами, ставшими
нам за эти дни теокарис — братьями и сестрами, нашими
товарищами в этом паломничестве к Величайшей Тайне нашей
жизни.
После покрытия голов матевамес, произносится общее
благословение, и мы садимся в машины. Следующая остановка в
месте, которое укажут Антонио и Лусиано. Там мы заночуем,
именно там нам предстоит участвовать в самом важном моменте
паломничества: исповеди.
Антонио едет в кабине грузовика, вместе с Лусиано. Они
пристально вглядываются в ночь, стремясь не пропустить знак, по
которому им надо будет остановиться. Примерно через сорок
минут путешествия через ночь, они вдруг дают сигнал: стоп!
Несмотря на темноту, я различаю вокруг свойственную
полупустыне растительность, а когда утихает гул моторов, звуки
ночи помогают сориентироваться в пространстве. Несмотря на то,
что мы едва съехали с обочины шоссе, звука проезжающих машин
почти не слышно. Да, виррарика умеют устроиться в нашем мире
так, чтобы он почти ничем не нарушал их привычного
существования. В конце концов, они-то давно обитали здесь —
еще до появления этого шоссе и теварис. На небе не видно луны,
только несколько звездочек поблескивают сквозь тучи.
Ночь виррарика
Мы молча двигаемся в сторону от асфальтовой полосы шоссе.
О чудо! Из своих небольших мешков виррарика извлекают
маленькие поленца, примерно одинаковые по размеру и толщине.
Через несколько минут они укладывают поленца для костра,
причем так, что их концы смотрят на восток — туда, где живет
Тау (Солнце). Но прежде, чем зажечь Татевари, Лусиано
обращается к нему с просьбой принять пищу, заготовленную для
него виррарика. Еще он просит защитить нас во время
паломничества. Глядя на него, мы понимаем, что его любовь к
Татевари, которую он питал всю жизнь, это действительно
неподдельное, искреннее чувство, это живая сила. Лусиано
подносит спичку, и тут же, словно он открыл дверь в иной мир,
вспыхивает яркое пламя. Каждый из нас бросает в костер полено
или ветку — это наши приношения Предку Огню. Но прежде, чем
положить приношение в костер, индейцы снова произносят
названия своих священных мест, указывая одновременно в их
сторону поленьями или ветками, словно это стрелки компасов —
тем самым они черпают силу этих мест. “Рапавийяме! (озеро
Чапала) Аурраманака! (храм земли в Дуранго) Арамара!
(побережье Сан Блас) Хумун Куллуаби!” Каждое название
сопровождается приветственными выкриками всех
присутствующих. После призывания духов святых мест,
паломники подходят к костру и бросают туда топливо. Затем
виррарика достают из сумок немного кукурузной муки, ее тоже
кладут в огонь (не забыв обратиться и к ней с просьбой и
молитвой).
Эль кавитеро
Наконец, один из хикарерос, пятидесятилетний индеец по
имени Хуан, начинает что-то взволнованно рассказывать,
размахивая руками. Он говорит очень быстро, а все остальные
начинают хихикать. Затем он замедляет темп речи, и постепенно
засыпает, и даже храпит, от чего все остальные смеются еще
Пирамида