можных религий (Вавилон, Гиза, Мекка, Петра, Синай, Иерусалим, Шираз), можно предполо-
жить, что, странствуя по Индии, он мог наведаться также в Патну (район в Северной Индии,
связанный одновременно с историей возникновения буддизма и джайнизма) и какие-то из
многочисленных святых мест индуизма, но, как бы мы этого ни хотели, пока что мы не распо-
лагаем никакими данными на этот счёт, поэтому не считаем уместным плодить домыслы о та-
кой и без того полулегендарной личности, как Абдаллах ибн Джабир ибн Абдаллах ибн Амр
аль-Хазраджи аль-Ансари.
Судя по упомянутому в первой книге Аль-Азиф имени самодийского божества Нгуо, Ибн
Джабир дошёл аж до Южной Сибири, на что указывают следующие слова: «Подымал я полчи-
ща супротив земель востока... и, творя сие, познал я Нгуо, бога неверных», — однако подробно-
стей этой истории нам неизвестно. В Самарканде или в Бухаре, следуя по Великому Шёлковому
пути обратно в Персию, аль-Хазраджи встретился с беженцем из Тибета, «безумным ламой»
Идаком Янгом (имя это значит примерно «Голос Голодных Духов», что, наряду с сохранив-
шимся благодаря аль-Хазраджи отрывком из его трудов, даёт веские основания полагать, что он
получал свои откровения из того же источника, что Ибн Джабир). Здесь стоит также отметить,
что зародившийся в середине VII века тибетский буддизм, ещё не окончательно оформившийся
и укрепившийся среди обитателей нагорья, в этот период — с 650 по 740 год — переживал
серьёзный кризис после смерти Сонгцена Гампо, царя Тибета, принесшего туда учение Гаута-
мы, поэтому появление «безумных» беженцев из этой страны было явлением довольно законо-
мерным.
12. Джабир аль-Азди
Возвращаясь в конце 720 года в Персию через Тус (провинция Хорасан), «безумный араб»
узнаёт, что здесь проживает его дочь, вышедшая замуж за йеменского аптекаря Хайяна аль-
Азди (надо заметить, что слово «аптекарь» в те времена несло несколько иной оттенок, чем в
наше время: если сейчас это обычно наёмный продавец медикаментов со средним фармаколо-
гическим образованием, то в средневековой Азии эта профессия была сродни лекарю, алхимику
или астрологу и требовала недюжинных познаний и навыков). Аль-Хазраджи появляется в её
доме как раз незадолго до рождения у неё сына, которому (что можно рассматривать как акт
примирения Абдаллаха с умершим более двадцати лет назад отцом) даёт имя Джабир.
(Говоря о потомках аль-Хазраджи, нельзя не вспомнить также о некоем Пьере д’Азраде,
упомянутом в комментариях к Книге Бенатх, одной из рукописей Пнакота, где указано, что он
«описал снадобье Мреда», помогающее в странствиях по пещерам Пнакота, что он «отыскал в
мечети тайное место, посвящённое Древним», и что его «погубила пирамида Аменемхета в
Дахшуре, дабы сохранить свои тайны». Родовое имя — французское «д’Азрад» значит то же
самое, что арабское «аль-Хазраджи» — и явная преемственность интересов дают основания по-
лагать, что речь идёт об одном из потомков Ибн Джабира. Французское имя не должно приво-
дить в недоумение: начиная с арабских завоеваний в Европе и последовавших несколько веков
спустя Крестовых походов, контакты Франции с арабским миром были весьма многочисленны
и обоюдосторонни, — однако, к сожалению, мы не располагаем ни подробной родословной, ни
даже приблизительными датами жизни Пьера д’Азрада.)
Позднее Джабир-младший переезжает в Куфу, что неподалёку от руин Вавилона, где
успешно следует по стопам своего знаменитого деда и менее знаменитого отца, став одним из
самых выдающихся алхимиков, медиков, фармацевтов, математиков и астрономов арабского
Востока VIII-IX веков. У Джабира аль-Азди было множество подражателей, арабских и евро-
пейских (в Европе он был известен под латинизированным именем Гебер), в результате чего
лишь о некоторых из двух тысяч, подписанных его именем, можно уверенно сказать, что они
принадлежат знаменитому внуку аль-Хазраджи. Абу Абдаллах Абу Муса Джабир ибн Хайян
аль-Азди ас-Суфи составил комментарии к «Началам» Евклида и к «Альмагесту» Птолемея.
Ему принадлежат «Книга о построении астролябии» (описание этого прибора, полученное от
Севери Себохта, Абдаллах аль-Хазраджи оставил ему в наследство вместе с некоторыми други-
ми книгами, написанными им или обнаруженными в старинных библиотеках), «Изящный
зидж», «Книга о положении светил», «Книга о зеркалах», «Книга ядов и противоядий» и «Кни-
га милосердия».
Благословив младенца долгими годами жизни (Джабир аль-Азди прожил 94 года — на
четыре года больше, чем его дед и прадед; по другой версии, впрочем, всего 82, но и это, согла-
ситесь, неплохо), Абдаллах достигает Басры, где, как уже упоминалось выше, встречается с Ха-
саном аль-Басри, ставшим к тому времени кадием этого города. Группировавшийся вокруг него
теологический кружок был центром интеллектуальной жизни Басры и всего Омейядского госу-
дарства, а авторитет самого аль-Басри был столь высок, что к своим учителям его причисляли и
традиционалисты, и рационалисты, и суфии.
13. Саддам ибн Шахаб
В Басре аль-Хазраджи знакомится и с Саддамом ибн Шахабом — арабским мистиком,
вернувшимся недавно из оккупированных халифатом земель вестготов (территория нынешней
Португалии), пережившим видения и откровения, аналогичные тем, что испытал сам Абдаллах
и его тибетский «коллега» Идак Янг, и теперь находящимся в состоянии глубоких сомнений от-
носительно исламского вероучения. Ибн Шахаб был значительно младше Ибн Джабира, но на
последнего произвело огромное впечатление литературное творение Саддама, известное сейчас
как «Сновидения долины Пнакота». Стараясь научиться хоть как-то контролировать свои виде-
ния, Ибн Шахаб интуитивно нащупал некоторые из методов работы со сновиденным про-
странством, широко доступные ныне благодаря Карлосу Кастанеде и Хакерам Сновидений. На
некоторое время он, несмотря на молодость, стал учителем аль-Хазраджи по части осознанных
сновидений и его проводником по просторам великого Трока, сумеречной долине Пнакота и ла-
биринтам Зина. Сам же Саддам, подобно губке, впитывал изливаемые нашедшим заинтересо-
ванного слушателя Ибн Джабиром истории о Древних и изложения медитативных практик, ис-
пользуемых для пробуждения «второго внимания», как сказали бы нынешние сновидцы, равно
как и методов выживания в пустыне.
Расставшись со своим учеником и учителем в одном лице, Ибн Шахаб удалился вскоре в
Сирийскую пустыню, где провёл долгие годы. Знаменитый суфийский мистик XX века Идрис
Шах рассказывает в своей книге «Магия Востока», что во времена первых багдадских халифов
из династии Аббасидов (50-е годы VIII века) Саддам «никогда не брал с собой в пустыню еды,
но в любой момент мог добыть воду и фрукты сверхъестественным путём», чем приятно удив-
лял заблудившихся в песках путников и что приписывали участию то ли джиннов, то ли птицы
Рок. Кроме того, пользуясь уроками Ибн Джабира, он написал несколько трудов по магии и ми-
фологии Древних, среди которых сохранились до наших дней только фрагменты «Сочинения о
градах проклятых и таинствах запретных».
14. Появление в Дамаске и проклятие Омейядов
Сам же аль-Хазраджи, оставив Ибн Шахаба в Басре, следует через Пальмиру в Дамаск,
столицу Омейядов. Достигнув города примерно в 722 году, Ибн Джабир с гневом и негодовани-
ем узнаёт, что вступивший недавно на престол Язид II издал эдикт, предписывающий уничто-
жение всех художественных изображений на территории халифата, нарушив тем самым согла-
шение, заключённое много лет назад между Абдаллахом и Муавией. По византийским источни-
кам (Theoph.), этот решение он принял по наущению некоего иудейского мага, который пред-
сказывал халифу долгое правление, если тот разрушит иконы. Археологические данные под-
тверждают, что христианские церкви в этот период действительно пострадали, однако эдикт
был направлен против всех, в том числе и нехристианских изображений, в связи с чем мы пола-
гаем, что этот маг был знаком и с аль-Хазраджи, и с его пророчеством, и имел какие-то соб-
ственные причины разрушить благословение, данное Муавии.
Итак, Абдаллах ибн Джабир явился в резиденцию халифа и потребовал немедленно отме-
нить эдикт, а также по мере возможности вернуть изъятые ценности владельцам или компенси-
ровать стоимость безвозвратно утраченного. Взбешённый такой наглостью «безумца», Язид
Скачать книгу [5.86 МБ]
Пирамида