предательство его заклинания. Не желая этого, Хуан опасался
тех мест, и боялся
он, как бы не дошли быстрые вести об этом до уха Мелько, как
бывает со многими
событиями, случающимися в мире; поэтому Берен и Тинувиэль ушли
далеко с Хуаном,
и была между ними великая дружба, и в этой жизни Берен вновь
стал сильным, и он
перестал быть рабом, и Тинувиэль любила его.
Но все еще яростными, и суровыми, и очень одинокими были те
дни, ибо не видели
они ни лица Эльфа, ни лица Человека, а Тинувиэль, наконец.
надолго затосковала
по Гвенделин, ее матери, и красивым волшебным песням, которые
она пела своим
детям, когда сумерки опускались на леса у древних чертогов.
Часто она
воображала, что слышит флейту Дайрона, е брата, на прекрасных
полянах, где они
бродили вместе, и тяжесть росла у нее на сердце. Наконец,
сказала она Берену и
Хуану: "Я должна вернуться домой" - и теперь уже сердце Берена
исполнилось
печали, ибо любил он эту жизнь в лесу с собаками ( ибо к этому
времени многие
присоединились к Хуану), но она не нравилась бы ему, если бы
здесь не было
Тинувиэли.
Тем не менее, он сказал: "Никогда не смогу я уйти вместе с
тобой в земли
Артанора - или прийти туда позже, ища тебя, прекрасная
Тинувиэль - если только
не буду нести Сильмарил; а этого я не смогу достигнуть, ибо
разве я - не беглец
их самих чертогов Мелько, и под страхом самых страшных
наказаний его прислужники
шпионят за мной?" - сказал он это, а сердце опечалилось из-за
разлуки с
Тинувиэлью, и она разрывалась надвое в своих мыслях, не терпя
мысли о том, чтобы
оставить Берена, и не мирясь с тем, чтобы жить здесь в
изгнании. Долго сидела
она в тяжком раздумье, и она молчала, а Берен сидел рядом, и
он, наконец,
сказал: "Тинувиэль, только одно можем сделать мы - пойти за
Сильмарилом." и она
вслед за тем обратилась к Хуану, прося его помощи и совета, но
он был очень
мрачен и не сказал ничего, кроме какой-то глупости. Тогда,
наконец, попросила у
него Тинувиэль шкуру Ойкероя, которого он убил в драке на
поляне; Ойкерой был
очень могучим котом, и Хуан носил с собой его шкуру как
трофей.
Тогда Тинувиэль пустила в ход свое искусство и волшебство
фаэри, и она зашила
Берена в эту шкуру и сделала так, что выглядел он как огромный
кот, и она учила
его, как сидеть и растягиваться, ходить и прыгать и бегать
рысью в образе кота,
до тех пор, пока усы Хуана не начали топорщиться при этом
зрелище, и тогда Берен
и Тинувиэль рассмеялись. Никогда, конечно же, не научился бы
Берен зловеще
кричать, или выть, или мурлыкать как любой когда-либо
бродивший по земле кот, и
не могла Тинувиэль пробудить блеск в мертвых глазах кошачьей
шкуры - "но мы
должны удовлетвориться этим", - сказала она, - "а у тебя вид
очень достойного
кота, если ты будешь придерживать язык."
Тогда они попрощались с Хуаном и отправились в чертоги Мелько
легким путем, ибо
Берену было очень неудобно и жарко внутри меха Ойкероя, а
сердце Тинувиэль стало
легче впервые за долгое время, и она поглаживала его и дергала
его за хвост, а
Берен был очень сердит, потому что не мог хлестнуть хвостом
так свирепо, как
желал бы. Наконец, однако, они приблизились к Ангаманди, о чем
сказали им грохот
и глухой шум и звук могучих раскатов молотов в десяти тысячах
кузниц, работавших
беспрерывно. Близки были жестокие палаты, где рабы-Нолдоли
работали под
присмотром Орков и гоблинов из холмов, и здесь были велики
сумрак и тьма, так
что дух их упал, а Тинувиэль еще раз надела на себя свое
одеяние глубокого сна.
В то время врата Ангаманди были железными, с ужасной отделкой,
и утыканы они
были ножами и шипами, и пред ними лежал величайший волк,
какого когда-либо видел
мир, сам Каркарас Нож-Клык, который никогда не спал; и
Каркарас заворчал, когда
увидел он приближающуюся Тинувиэль, но на кота он обратил мало
внимания, ибо он
мало знал о котах, а они всегда бродили то туда. то сюда.
"Не рычи, о Каркарас", - сказала она, - "ибо иду я, чтобы
найти моего повелителя
Пирамида