Звон, лязг и дребезг постепенно прекратились, и снова стало тихо.
Странно. Чтобы прогрессор, профессионал, мастер скрадывания, ниндзя,
вломился сослепу в такое громоздкое сооружение? Невероятно. Конечно, он мог
зацепиться рукавом за одну единственную торчащую колючку... Нет, не мог.
Прогрессор -- не мог. Или здесь, на безопасной земле, прогрессор уже успел
слегка подразболтаться... Сомнительно. Впрочем, посмотрим. В любом случае он
сейчас застыл на одной ноге и прислушивается, и будет так прислушиваться
минут пять...
Он и не подумал стоять на одной ноге и прислушиваться. Он явно
приближался к нам, причем движение его сопровождалось целой какофонией
шумов, разнообразных и совершенно неуместных для прогрессора. Он волочил
ноги и звучно шаркал подошвами. Он задевал за притолоки и за стены. Один раз
он налетел на какую-то мебель и разразился серией невнятных восклицаний с
преобладанием шипящих. А когда на экраны проекторов упали слабые
электрические отсветы, мои сомнения превратились в уверенность.
-- Это не он, -- сказал я Экселенцу почти вслух.
Экселенц кивнул. Вид у него был недоумевающий и угрюмый. Теперь он
стоял боком к стене и лицом ко мне, раздвинув ноги и набычившись, и легко
было представить себе, как через минуту он схватит лже-прогрессора обеими
руками за грудки и, равномерно его встряхивая, прорычит ему в лицо: "кто ты
такой и что ты здесь делаешь, мелкий сукин сын?"
И так ясно я представил себе эту картину, что поначалу даже не
удивился, когда он Левой рукой оттянул на себя борт черной куртки, а правой
принялся засовывать за пазуху свой любимый "герцог" двадцать шестого
калибра, -- он словно бы освобождал руки для предстоящего хватания и
встряхивания.
Но когда до меня дошло, что все это время он стоял с этой
восьмизарядной верной смертью в руке, я попросту обмер. Это могло означать
только одно: Экселенц готов был убить льва Абалкина. Именно убить, потому
что никогда Экселенц не обнажал оружия для того, чтобы пугать, грозить или
вообще производить впечатление, -- только для того, чтобы убивать.
Я был так ошеломлен, что забыл обо всем на свете. Но тут в мастерскую
ворвался толстый столб яркого белого света, и, зацепившись в последний раз
за притолоку, в дверь проследовал лжеАбалкин.
Вообще-то говоря, он был даже чем-то похож на льва Абалкина:
крепенький, ладный, невысокого роста, с длинными черными волосами до плеч.
Он был в белом просторном плаще и держал перед собой электрический фонарик
"турист", а в другой руке у него был то ли маленький чемоданчик, то ли
большой портфель. Войдя, он остановился, провел лучом фонарика по стеллажам
и произнес:
-- Ну, кажется, это здесь.
Голос у него был скрипучий, а тон -- нарочито бодрый. Таким тоном
говорят сами с собой люди, когда им страшновато, неловко, немножечко стыдно,
словом, когда они чувствуют себя не в своей тарелке. "одной ногой в канаве",
как говорят хонтийцы.
Теперь я видел, что это, собственно, старый человек. Может быть, даже
старше Экселенца. У него был длинный острый нос с горбинкой, длинный острый
подбородок, впалые щеки и высокий, очень белый лоб. В общем он был похож не
столько на льва Абалкина, сколько на шерлока холмса. Пока я мог сказать о
нем с совершенной точностью только одно: этого человека я раньше никогда в
жизни не видел.
Бегло оглядевшись, он подошел к столу, поставил на цветастый платок
прямо рядом с нашим бруском свой чемоданчик-портфель, а сам, подсвечивая
себе фонариком, принялся осматривать стеллажи, неторопливо и методично,
полку за полкой, секцию за секцией. При этом он непрерывно бормотал что-то
себе под нос, но разобрать можно было только отдельные слова: "...ну, Это
всем известно... Бур-бур-бур... Обыкновенный иллизиум... Бурбур-бур... Хлам
и хлам... Бур-бур... Может быть, и не на месте... Засунули, запихали,
запрятали... Бур-бур-бур..."
Экселенц следил за всеми этими манипуляциями, заложивши руки за спину,
и на лице его стыло очень непривычное и несвойственное ему выражение
какой-то безнадежной усталости или, может быть, усталой скуки, словно было
перед ним нечто безмерно надоевшее, осточертевшее на всю жизнь и вместе с
тем неотвязное, чему он давно уже покорился и от чего давно уже отчаялся
избавиться. Признаться, поначалу меня несколько удивило, что же это он
отказывается от такого естественного намерения -- взять за грудки обеими
руками и с наслаждением встряхнуть. Однако теперь, глядя на его лицо, я
понимал: это было бы бессмысленно. Встряхивай, не встряхивай -- ничего не
изменится, все вернется на круги своя: будет ползать и шарить, бормотать под
нос, стоять одной ногой в канаве, опрокидывать экспонаты в музеях и срывать
тщательно подготовленные и продуманные операции...
Когда старик добрался до самой дальней секции, Экселенц тяжело
вздохнул, подошел к столу, уселся на край его рядом с портфелем и сказал
брюзгливо:
-- Ну что вы там ищете, Бромберг? Детонаторы?
Старик Бромберг тоненько взвизгнул и шарахнулся в сторону, повалив
стул.
-- Кто здесь? -- завопил он, лихорадочно шаря лучом вокруг себя. -- кто
это?
-- Да я это, я! -- отозвался Экселенц еще более брюзгливо. --
перестаньте вы трястись!
-- Кто? Вы? Какого дьявола! -- луч уперся в Экселенца. -- а! Сикорски!
Ну, я так и знал!..
-- Уберите фонарь, -- приказал Экселенц, заслоняя лицо ладонью.
-- Я так и знал, что это ваши штучки! -- завопил старикан Бромберг. --
я сразу понял, кто стоит за всем этим спектаклем!
-- Уберите фонарь, а то я его расколочу! -- гаркнул Экселенц.
-- Попрошу на меня не орать! -- взвизгнул Бромберг, но луч отвел. -- и
не смейте прикасаться к моему портфелю!
Экселенц встал и пошел на него.
-- Не смейте ко мне подходить! -- завопил Бромберг. -- я вам не
мальчишка! Стыдитесь! Ведь вы же старик!
Экселенц подошел к нему, отобрал фонарь и поставил на ближайший столик
рефлектором вверх.
-- Присядьте, Бромберг, -- сказал он. -- надо поговорить.
-- Эти ваши разговоры... -- пробурчал Бромберг и уселся.
Поразительно, но теперь он был совершенно спокоен. Бодренький,
почтенный старичок. По-моему, даже веселый.
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида