Но, по-видимому, даже самая высокая и абстрактная идея нуждается в
достаточно конкретной точке приложения. И такой точкой, конкретным
олицетворением сил мрака и зла, против которых он сражался, стал для него
комкон-2 вообще и наш Экселенц в особенности. "комкон-2! -- ядовито шипел
он, подскакивая к Экселенцу и тут же отскакивая назад. -- о, ваше
иезуитство!.. Взять всем известную аббревиатуру -- комиссия по контактам с
иными цивилизациями! Благородно, повышенно! Прославленно! И спрятать за нее
вашу зловонную контору! Комиссия по контролю, видите ли! Команда
консерваторов, а не комиссия по контролю! Компания конспираторов!.."
Экселенцу он за эти полвека надоел безмерно.причем, Насколько я понял,
именно надоел -- как надоедает кусачая муха или назойливый комар.
Разумеется, он был не в состоянии нанести нашему делу сколько-нибудь
существенный вред. Это было просто не в его силах. Но зато в его силах было
постоянно гундеть и бубнить, галдеть и трещать, отрывать от дела, не давать
покоя, запускать ядовитые шпильки, требовать неукоснительного выполнения
всех формальностей, возбуждать общественное мнение против засилия
формалитета, одним словом -- утомлять до изнеможения. Я не удивился бы, если
бы оказалось, что двадцать лет назад Экселенц нырнул в кровавую кашу на
Саракше главным образом для того, чтобы хоть немножко отдохнуть от
Бромберга. Мне было особенно обидно за Экселенца еще и потому, что Экселенц,
человек не только принципиальный, но и в высшей степени справедливый,
полностью, видимо, отдавал себе отчет в том, что деятельность Бромберга,
если отвлечься от формы ее, несет и некую положительную социальную функцию:
это был тоже вид социального контроля -- контроль над контролем.
Но уж что касается ядовитого старикана Бромберга, то он был,
по-видимому, начисто лишен самого элементарного чувства справедливости и всю
нашу работу отметал с порога, считал безусловно вредной и пламенно, искренне
ненавидел. При этом формы, в которые выливалась эта ненависть, были
настолько одиозны, сами манеры этого настырного старика были до такой
степени невыносимы, что Экселенц, при всем своем хладнокровии и
нечеловеческой выдержке, совершенно терял лицо и превращался в склочного,
глупого и злобного крикуна, по-видимому, каждый раз, когда сталкивался вот
так, лицом к лицу, с Бромбергом. "вы -- невежественный мозгляк! -- сорванным
голосом хрипел он. -- вы паразитируете на промахах гигантов! Сами вы не
способны изобрести соуса к макаронам, а беретесь судить о будущем науки! Вы
же только дискредитируете дело, которое хватаетесь защищать, вы --
смакователь дешевых анекдотов!.."
Видимо, старики давненько не сталкивались нос к носу и сейчас с особым
остервенением изливали друг на друга накопившиеся запасы яда и желчи.
Зрелище это было во многих отношениях поучительное, хотя оно и находилось в
вопиющем противоречии с широко известными тезисами о том, что человек по
природе добр и что он же звучит гордо. Больше всего они походили не на
человеков, а на двух старых облезлых бойцовых петухов. Впервые я понял, что
Экселенц уже глубокий старик.
Однако при всей своей неэстетичности этот спектакль обрушил на меня
целую лавину поистине бесценной информации. Многих намеков я просто не понял
-- речь, видимо, шла о делах, давно уже закрытых и забытых. Некоторые
упоминавшиеся истории были мне хорошо знакомы. Но кое-что я и услышал, и
понял впервые.
Я узнал, например, что такое операция "зеркало". Оказывается, так были
названы глобальные строго засекреченные маневры по отражению возможной
агрессии извне (предположительно -- вторжения странников), проведенные
четыре десятка лет назад. Об этой операции знали буквальньо единицы, и
миллионы людей, принимавших в ней участие, даже не подозревали об этом.
Несмотря на все меры предосторожности, как это почти всегда бывает в делах
глобального масштаба, несколько человек погибли. Одним из руководителей
операции и ответственным за сохранение секретности был Экселенц.
Я узнал, как возникло дело "урод". Как известно, ионафан перейра по
собственной инициативе прекратил свою работу в области теоретической
евгеники. Консервируя всю эту область, мировой совет следовал по сути именно
его рекомендациям. Оказывается, это наш дорогой Бромберг разнюхал, а затем
пламенно разболтал детали теории перейры, в результате чего пятерка
дьявольски талантливых сорвиголов из швейцеровской лаборатории в бамако
затеяли и едва не довели до конца свой эксперимент с новым вариантом хомо
супер.
История с андроидами в общих чертах была мне известна и раньше, главным
образом потому, что ее всегда приводят в качестве классического примера
неразрешимой этической проблемы. Однако любопытно было узнать, что доктор
Бромберг отнюдь не считает вопрос с андроидами закрытым. Проблема "субъект
или объект?" В данном случае для него не существует вовсе. На тайну личности
ученых, занимавшихся андроидами, ему наплевать, а право андроидов на тайну
личности он полагает нонсенсом и катахрезой. Все подробности этой истории
должны быть распубликованы в назидание потомству, а работы с и стыдном
положении человека, которому научная общественность приписывает открытие
этого принципа, в результате чего он вообще оставил научное поприще и малюет
теперь посредственные пейзажи...
Я насторожился. Детонаторы были связаны с таинственным саркофагом. За
детонаторами явился сюда Бромберг. Детонаторы Экселенц выставил как приманку
для льва Абалкина. Я стал слушать с удвоенным вниманием, надеясь, что в пылу
свары старики выболтают что-нибудь еще и я наконец узнаю нечто существенное
о льве Абалкине. Но я услышал это существенное только тогда, когда они
угомонились.
4 июня 78 года.
Лев Абалкин у доктора Бромберга.
Они угомонились разом, одновременно, как будто у них одновременно
иссякли последние остатки энергии. Замолчали. Перестали сверлить друг друга
огненными взорами. Бромберг, отдуваясь, вытащил старомодный носовой платок и
принялся утирать лицо и шею. Экселенц, не глядя на него, полез за пазуху (я
испугался -- не за пистолетом ли), извлек капсулу, выкатил на ладонь белый
шарик и положил его под язык, а капсулу протянул Бромбергу.
-- И не подумаю! -- заявил Бромберг, демонстративно отворачиваясь.
Экселенц продолжал протягивать ему капсулу. Бромберг искоса, как петух
посмотрел на нее. Потом сказал с пафосом:
-- Яд, мудрецом тебе предложенный, возьми, из рук же дурака не принимай
бальзама...
Он взял капсулу и тоже выкатил себе на ладонь белый шарик.
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида