тему. Мы спросили:
-- Что ты можешь рассказать о Льве Абалкине?
-- Ничего, -- коротко ответил он.
Вот этого я боялся больше всего. Боялся до такой степени, что
подсознательно отвергал саму возможность такого положения и был к нему
совершенно не готов. Я растерялся самым жалким образом, а он поднес переднюю
лапу к морде и принялся шумно выкусывать между когтями. Не по-собачьи, а
так, как это делают иногда наши кошки.
Впрочем, у меня хватило самообладания. Я вовремя сообразил, что если бы
эта псина-сапиенс действительно не хотела иметь со мной никакого дела, она
бы просто уклонилась от встречи.
-- Я знаю, что Лев Абалкин -- твой друг, -- сказал я. -- вы жили и
работали вместе. Очень многие земляне хотели бы знать, что думает об
Абалкиие его друг и сотрудник голован.
-- Зачем? -- спросил он также коротко.
-- Опыт, -- ответил я.
-- Бесполезный опыт.
-- Бесполезного опыта не бывает.
Теперь он принялся за другую лапу и через несколько секунд проворчал
невнятно:
-- Задавай конкретные вопросы.
Я подумал.
-- Мне известно, что в последний раз ты работал с Абалкиным пятнадцать
лет назад. Приходилось тебе после этого работать с другими землянами?
-- Приходилось. Много.
-- Ты почувствовал разницу?
Задавая этот вопрос, я, собственно, ничего особенного не имел в виду.
Но Щекн вдруг замер, затем медленно опустил лапу и поднял лобастую голову.
Глаза его на мгновение озарились мрачным красным светом. Однако и секунды не
прошло, как он вновь принялся глодать свои когти.
-- Трудно сказать, -- проворчал он. -- работы разные, люди тоже разные.
Трудно.
Он уклонился. От чего? Мой невинный вопрос заставил его как бы
споткнуться. Он растерялся на целую секунду. Или здесь опять лингвистика?
Вообще-то лингвистика -- вещь неплохая. Будем атаковать. Прямо в лоб.
-- Ты с ним встретился, -- объявил я. -- он снова пригласил тебя
работать. Ты согласился?
Это могло означать: "если бы ты с ним встретился и он бы снова
пригласил тебя работать, -- ты бы согласился?" Или на выбор: "ты с ним
встречался, и он (как мне стало известно) приглашал тебя работать. Ты дал
ему согласие?" Лингвистика. Не спорю, это был довольно жалкий маневр, но что
мне оставалось делать?
И лингвистика выручила-таки.
-- Он не приглашал меня работать, -- возразил Щекн.
-- Тогда о чем же вы говорили? -- удивился я, развивая успех.
-- О прошлом, -- буркнул он. -- никому не интересно.
-- Как йчас?
-- Не знаю.
-- Что он намеревался делать?
-- Не знаю.
-- Что он тебе говорил? Мне важно каждое его слово.
И тут Щекн принял странную, я бы даже сказал, неестественную позу:
присел на напружиненных лапах, вытянул шею и уставился на меня снизу вверх.
Затем, мерно покачивая тяжеленной головой вправо и влево, он заговорил,
отчетливо выговаривая слова:
-- Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго. Народ
земли не вмешивается в дела народа голованов. Народ голованов не вмешивается
в дела народа земли. Так было, так есть и так будет. Дело Льва Абалкина есть
дело народа земли. Это решено. А потому. Не ищи того, чего нет. Народ
голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину.
Вот это да! У меня вырвалось:
-- Он просил убежища? У вас?
-- Я сказал только то, что сказал: народ голованов никогда не даст
убежища Льву Абалкину. Больше ничего. Ты понял это?
-- Я понял это. Но меня не интересует это. Повторяю вопрос: что он тебе
говорил?
-- Я отвечу. Но сначала повтори то главное, что я тебе сказал.
-- Хорошо, я повторю. Народ голованов не вмешивается в дело Абалкина и
отказывает ему в убежище? Так?
-- Так. И это главное.
-- Теперь отвечай на мой вопрос.
-- Отвечаю. Он спросил меня, есть ли разница между ним и другими
людьми, с которыми я работал. Точно такой же вопрос, который задавал мне ты.
Едва кончив говорить, он повернулся и скользнул в заросли. Ни одна
ветка, ни один лист не шевельнулись, а его уже не было. Он исчез.
Ай да Щекн! "...я учил его языку и как пользоваться линией доставки. Я
не отходил от него, когда он болел своими страшными болезнями... Я терпел
его дурные манеры, мирился с его бесцеремонными высказываниями, прощал ему
то, чего не прощают никому в мире... Если придется, я буду драться за него
как за землянина, как за самого себя. А он? Не знаю..." Ай да Щекнитрч.
3 июня 78 года.
Экселенц доволен.
-- Очень любопытно! -- сказал Экселенц, когда я закончил доклад. -- ты
правильно сделал, Мак, что настоял на визите в этот зверинец.
-- Не понимаю, -- отозвался я, с раздражением отдирая колючие репья от
мокрой штанины. -- вы видите в этом какой-то смысл?
-- Да.
Я вытаращился на него.
-- Вы всерьез допускаете, что Лев Абалкин мог просить убежища?
-- Нет. Этого я не допускаю.
-- Тогда о каком смысле идет речь? Или это снова камень в кусты?
-- Может быть. Но дело не в этом. Неважно, что имел в виду Лев Абалкин.
Реакция голованов -- вот что важно. Впрочем, ты не ломай себе над этим
голову. Ты привез мне важную информацию. Спасибо. Я доволен. И ты будь
доволен.
Я снова принялся отдирать репьи. Что и говорить, он, несомненно, был
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида