безумием" [237, sect. 21] - снабдив тем самым некоторых
американских плагиаторов и специалистов несколькими
разумными идеями для искажения, - взгляды Порфирия,
а, следовательно, и Плотина, совершенно противоречили
этому. По наиболее жизненным вопросам метафизических
спекуляций неоплатоники постоянно возражают
Аристотелю. Кроме того, или буддийская нирвана не есть
то нигилистское учение, каким его теперь изображают, или
же неоплатоники не принимали его в этом значении.
Наверно, мистер Дрейпер не возьмется утверждать, что
Плотин, Порфирий, Ямвлих, или кто-либо другой из их
мистической школы не верил в бессмертие души? Сказать,
что тот или другой из них стремился к экстазу, как к
"предвкушению слияния со вселенской душой", в том
смысле, в каком буддийскую нирвану понимает каждый
ученый санскритолог, означает допустить
несправедливость по отношению к этим философам.
Нирвана не есть, как Дрейпер излагает, "поглощение во
вселенскую энергию, вечный покой и блаженство"; но если
ее понимать буквально, как ее понимают упомянутые
ученые, она означает погашение, полное уничтожение, а не
поглощение [303]. Никто еще, насколько нам известно, не
взялся за труд удостовериться в истинном значении этого
слова, в значении, которое нельзя найти даже в
"Ланкаватаре" [306, с. 514], дающей различные толкования
нирваны брахманами-тиртаками. Поэтому человек,
который будет читать эту выдержку из труда профессора
Дрейпера, помня обычное принятое толкование слова
нирвана, придет к заключению, что Плотин и Порфирий
были нигилистами. Страница из "Истории конфликта" с
этим содержанием дает нам некоторое право предполагать
одно из двух: 1. или ученый автор захотел поместить
Порфирия и Плотина на одну и ту же доску с Джордано
Бруно, причем из последнего он, весьма-таки ошибочно,
делает атеиста; или же 2. он никогда не давал себе труда
изучить их жизни и их взгляды.
Но для каждого, кто знает профессора Дрейпера, хотя
бы понаслышке, последнее предположение просто
абсурдно. Поэтому, с глубоким сожалением, нам
приходится думать, что в его желание входило ложно
истолковать их религиозные взгляды. Решительно нелепо
со стороны современных философов, чьею единственною
целью кажется уничтожение и удаление идеи Бога и
бессмертного духа из сознания человечества, - трактовать
с исторической беспристрастностью наиболее знаменитых
языческих платоников. Быть вынужденным признавать, с
одной стороны, их глубокую ученость, их гений, их
достижения по наиболее затемненным и запутанным
философским вопросам и, следовательно, их мудрость, а с
другой стороны, знать их безоговорочную приверженность
к доктрине бессмертия духа и окончательного
восторжествования духа над материей, их полную веру в
Бога и богов, или духов; в возвращение умерших, в
привидения и в другие "духовные" явления, - это
дилемма, от которой нельзя ожидать, что человеческая
академическая натура с нею легко справится.
План, к которому прибег Лемприер [266], очутившись
в таком затруднительном положении как описано выше,
грубее, чем план профессора Дрейпера, но настолько же
эффективный. Он обвиняет древних философов в
умышленной лжи, трюкачестве и легковерии. После того,
как он обрисовал перед читателями Пифагора, Плотина и
Порфирия как чудо-людей по учености, нравственным
качествам и достижениям, как людей, выдающихся по
личному достоинству, чистоте жизни и самоотверженному
устремлению к божественной истине, - он, не колеблясь,
отводит место "этому прославленному философу"
(Пифагору) среди обманщиков; тогда как Порфирию он
приписывает "легковерие, недостаток рассудительности и
нечестность". Будучи вынужден историческими фактами
воздавать им должное в ходе своего повествования, он
прибегает к вводным предложениям, чтобы изложить свои
предвзятые и ханжеские комментарии. От этого
старомодного писателя прошлого столетия мы узнаем, что
человек в одно и то же время может быть и честным, и
обманщиком, чистым, добродетельным великим
философом, и все же, бесчестным лгуном и глупцом!
Мы уже указывали в другом месте, что тайная
доктрина не признает бессмертия для всех людей
одинаково.
"Глаз никогда бы не увидел солнца, если бы в нем самом не было
естества солнца", - сказал Плотин. Только "через высочайшую чистоту
и целомудренность можем мы приблизиться к Богу, и чрез созерцание
Его получить истинное знание и проницательность", - пишет
Порфирий.
Если человеческая душа в течение своей земной жизни
пренебрегала получение своего просвещения от своего
божественного Духа, нашего личного Бога, тогда трудно
становится грубому, преданному чувственности, человеку
выживать более продолжительный период времени после
своей физической смерти. Точно так же, как физические
уроды, рождающиеся иногда в нашем мире, долго не
живут, так и души, если они стали чересчур
материальными, не могут долго существовать после своего
рождения в духовном мире. Жизнеспособность астральной
формы такой души настолько слабая, что ее частицы
теряют способность прочного сцепления одной с другой,
как только выскользнули из плотной оболочки физического
тела. Ее частицы, постепенно поддаваясь
дезорганизирующему притяжению вселенского