западных славян вкушение пищи за высоким столом воспринималось как черта правильного,
христианского поведения. Соответственно в целом ряде обрядов, имеющих языческое
происхождение, полагалось есть на земле, на полу, на могиле, превращенной в своего рода
стол, и т. д. «Легенда Христиана» — чешский средне вековый памятник конца X —первой
половины XI в. — повествует о том, что князьям, оставшимся язычниками, не позволялось
сидеть за одним столом с князьями, кото рые уже приняли христианство, и приходилось
занимать места на полу. 4 Любопытную параллель представляет одна из инвектив против
морисков в «Антиалькоране» (1532 г.) Переса де Чинчона: «Мы, христиане, усажи ваемся на
доброй высоте, а не на земле, как животные». 5
Во многих традициях сакральным центром жилища являлся очаг. Характерно замечание
Фазиля Искандера: «К одному никак не могли привыкнуть чегемцы, это к тому, что в
городских домах нет очажного огня. Без живого огня дом казался чегемцу нежилым, вроде
канцелярии. Беседовать в таком доме было трудно, потому что непо нятно, куда смотреть.
Чегемец привык, разговаривая, смотреть на огонь, или по крайней мере, если прихо дилось
смотреть на собеседника, огонь можно было чув ствовать растопыренными пальцами рук». 6
По поверьям, известным у самых разных народов, в домашнем огне обитают духи предков,
наблюдая за поведением членов семьи. В огонь бросали кусочки пищи, отливали часть питья
— так осуществлялось ритуальное
134
кормление самого огня или живущих в нем духов. Перво начально оно было ежедневным и
сопровождало любую трапезу, позднее специализировалось и закрепилось исключительно за
поминальными обрядами.
Во многих традициях благополучие семьи связывалось с выполнением запретов и
предписаний по отношению к домашнему огню: запрещалось плевать в огонь, бросать в него
мусор, переступать через него, копаться в нем палкой и т. д. У белорусов и украинцев запрет
скверно словить в доме мотивировался тем, что «печь в хате». 7
Переносный столик, как и очаг, мог служить местом жертвоприношения и пользовался
особым почетом. Напри мер, у адыгов «запрещалось поворачиваться к столу спи ной или
боком. . . Даже в тех случаях, когда сотра пезники поднимались, чтобы выпить стоя или
приветство вать вошедшего, один из них (самый старший) оставался на месте, отдавая дань
уважения столу. . . Старше всех на пиру стол, за ним в иерархическом ряду следует старший за
столом». 8
У русских, украинцев и белорусов ритуальные функции очага как бы перераспределились
между печью и столом, причем печь притянула к себе в основном поверья и обрядовые
действия, имеющие языческие корни, а стол — верования христианского характера. Само
противопоставление «печь — красный угол явилось своего рода воплощением русского
двоеверия в структуре жилища». 9
Для символического осмысления стола в народной традиции определяющим стало его
уподобление церков ному престолу. Формулы «стол — это престол» или «стол — это престол
Божий» известны практически на всей восточнославянской территории. Широко
распространены и предписания типа: «Стол — то же, что в алтаре престол, а потому и сидеть
за столом, и вести себя нужно так, как в церкви». 10 При этом нужно учесть, что сам церков
ный престол представляет собой исторически стол, алтарь, на котором совершается
жертвоприношение, принявшее в христианстве облик эвхаристии. Согласно религиозным
представлениям, престол знаменует собой также небесный престол, трон Бога, на котором
«таинственно присут ствует сам Господь-вседержитель»." Вся эта сложная символика была в
какой-то мере перенесена в крестьян ский быт. Например, не разрешалось помещать на стол
посторонние предметы, «бо то Micro самого Бога». 12 Как
135
уже упоминалось в предыдущей главе, у восточных и западных славян на столе постоянно
находился хлеб. Это как бы превращало стол в церковный престол (ср. поговорку: «Хлеб на
стол, так и стол престол, а хлеба ни куска — и стол доска» 13 ). В то же время с постоянным
пребыванием хлеба на столе связываются достаток, благополучие дома: «Если не будешь
сносить со стола на ночь хлеб и сметать крошки, то богатство в доме не убудет». 14
Не разрешалось и стучать по столу, ибо стол — это ладонь Бога или Богоматери, протянутая
людям: «. . .матерь Божия руку протянула по столу, ладонь на стол приложила. Подала она
ладонь с хлебом и солью, сказала, шо ешьте, по столу не бейте». 15
Символика стола у восточных славян сложным обра зом соотнесена с идеей пути — одной из
основопола гающих идей всей человеческой культуры. Стол как сакральный центр жилища
является и начальной, и конечной точкой любого пути и сам в свернутом виде как бы
содержит его идею. Характерны белорусские обычаи: «Отправляющийся в дорогу . . . целует
домашний стол: если предстоит дальний путь, он целует средину стола, близкий — один или
оба угла его, приходящиеся на избу. То же целование стола делается и по возвра щении с
пути». 16
Само вкушение пищи и особенно спиртного предстает как своего рода «езда в незнаемое». К
этим представле ниям, кстати, восходит довольно распространенная черта поведения, когда
выпивающие изображают езду по желез ной дороге (ср. присказки при питье типа: «ну,
поехали!»; «ту-ту!» и т. д.). Образ «стола, длиною, может, с дорогу от Конотопа до Батурина»,
который увидел в пекле гого левский персонаж («Пропавшая грамота»), не является лишь
плодом писательского воображения.
РАССАЖИВАНИЕ ВО ВРЕМЯ ЕДЫ
Размещение во время трапезы во многих культурах связано с членением внутреннего
пространства жилища на части, наделенные различным символическим значе нием: более
почетную и менее почетную, мужскую и жен скую, правую и левую. При этом наиболее
престижным у многих народов считалось место напротив входа (в тюр кских языках оно
обозначалось словом «тёр»). Например,
136
у южных алтайцев «хозяин сидел почти напротив входа в юрту в переднем углу (тёр), на
границе мужской и жен ской стороны, у „изголовья" огня . . . лицом к двери. Справа от него,
на мужской стороне, рассаживались мужчины, слева, на женской стороне, — женщины.
Хозяйка юрты сидела в переднем почетном углу, тоже у „изголовья" огня, рядом с хозяином,
возглавляя женскую часть собрав шихся. Присутствующие рассаживались на земляном полу
юрты на подстилках . . . образуя круг. Мужчины сидели, поджав под себя обе ноги, а
женщины — только одну ногу, вторую поставив . . . Как мужчины, так и женщины
рассаживались строго по рангу. Наиболее почетные лица и почтенные старики и старухи
сидели ближе к хозяину и хозяйке, а менее почетные и молодежь — ближе к двери, замыкая
круг». 17
В большинстве традиционных культур мужчины и женщины ели раздельно. Отчасти это
объясняется древ ними представлениями о соотнесении еды и полового акта (см. выше главу
о поцелуе). Широкое распространение- имеет идея о том, что «пищевое общение мужчин и
женщин несовместимо с половым общением: с кем вместе едят, на тех не женятся, на ком
женятся, с теми вместе не едят». 18 Понятно в связи с этим, что наиболее строго табуируется
совместная трапеза мужа и жены, как и потенциальных брачных партнеров. Совместная же
еда жениха и невесты в свадебном обряде, известная во многих традициях, знаменует собой
их вступление в интим ную связь. Эротическая символика еды отчетливо прослеживается в
русской традиции. Во время свадьбы в Пинеж- ском уезде Архангельской губернии молодым
подносили кашу, которую невеста ела, накрывшись платком, «как бы стыдясь есть на виду»:
«Потешно, что в каше, подаваемой, в чашке молодым, делается на средине ложкою некоторое
углубление, полное налитого масла; вот из него-то берет кашу молодой, сам ест и молодой
подносит». 19 По поверь ям, есть вместе один кусок хлеба разрешается только мужу с женой
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида