и погубит скот». 70 О попытке навязать болезни поведенческую стратегию гостя говорят и
русские названия лихорадки гостья, гостьюшка; украинская болезнь гостець (собственно
«доб рый, милый гость» или «гостек, маленький гость»; ср. польское gosciec) представлялась
в образе маленького демонического существа, которое живет в костях чело века и начинает
причинять боль, если его оскорбят. 71
Свернутую, зародышевую форму гостеприимства пред ставляют собой различные ритуальные
кормления. В конечном счете и они призваны установить дружеские отношения между
человеком и существами из чужого, враждебного мира. Так, например, у славянских народов
широко распространены ритуальные приглашения на рождественский ужин умерших
родственников, животных, птиц или природных стихий (мороза, ветра, тучи). Их присутствие
желательно и необходимо в ритуально отме ченное время для поддержания нормальных
отношений с иным миром, причем в формуле приглашения специально оговаривается, что в
другое время они не должны прихо-
125
дить; например: «Мороз, мороз, идзи куцци есьци, а у Пет-роуку не идзи». Основная цель
подобных приглашений заключается в том, чтобы предотвратить нежелательное поведение
приглашаемого персонажа в будущем. 72
Гостем называют покойника, причем его отправление на кладбище может осмысляться как
возвращение домой. Известная идея «Я уже дома, а ты еще в гостях» варьи руется во многих
эпитафиях. В народной традиции мета фора хождения в гости организует всю сферу
отношений между живыми и миром мертвых. Тема «гощения» активно разрабатывается в
русских и литовских похоронных плачах, причем для ее аранжировки определяющее значе
ние имеет оппозиция «свой — чужой». С одной стороны, покойник уже не является «своим» в
доме, и поэтому его называют гостем, например в зачинах литовских плачей: «О матушка
гостийка, о моя матушка путешественница»; «О сестрица моя, о моя гостюшка». 73 С другой
стороны, покойник, пока он остается в доме, еще «чужой» по отно шению к кладбищу и тому
миру, где находятся умершие прежде него — значит, он собирается к ним в гости. Как
отмечает Л. Г. Невская, «собираться в гости» в плачах обозначает смерть и синонимично
выражению «собираться в дорогу», например: «. . .уж куды ты сурядилася, / Уж куды да ты
сподобилась? / В котору путь-дороженьку, / В какие гости незнакомый, / Незнакомый да
нежелан ный?». 74 Далее, в поминальных обрядах покойника пригла шают прийти на время в
гости к себе домой, а после поминок выпроваживают обратно на кладбище. И, нако нец,
посещение могилы умершего тоже изображается в плачах как хождение к нему в гости. 75
Гостем из иного мира мог представляться и нищий. Поэтому угощение его приобретало
ритуализованный характер и сближалось с кормлением предков в поминальных обрядах. В
России середины XIX в. в празднич ные дни и в дни всеобщего поминовения «добрые селяне
иных мест не дожидаются даже просьбы Божьего чело века, но заранее оставляют на окнах
разное кушанье, не объедки, не остатки, а начатки трапезы». 76
Однако в целом образ нищего и семантика милостыни имеют более сложный характер.
126
НИЩЕНСТВО И МИЛОСТЫНЯ
Странноприимность — одно из достоинств русских людей, отмеченных иностранцами. По
словам Я- Рейтенфельса, русские отличаются «беспримерною благотворительностью по
отношению к бедным: для их просьб у них всегда открыты уши и разжаты руки, так что в
Москве зачастую можно видеть не без изумления, как целые толпы нищих получают около
домов богатых людей пищу или иную какую-нибудь милостыню». 77 Странноприимность
ужива лась, впрочем, с, казалось бы, противоположными чертами поведения. «. . .среди
русских находятся люди, — писал А. Олеарий, — которые не только много средств жертвуют
на церкви и монастыри, но, кроме того, щедрою рукою раздают милостыню бедным, хотя, с
другой стороны, они не очень совестятся обмануть своего ближнего при покупке, продаже и
других делах». 78 Отметим, что подоб ная контрастность, антиномичность, которую Н.
Бердяев считал отличительной чертой русского национального характера, вообще издавна
привлекала внимание иностранных наблюдателей.
Для осмысления символических функций нищего, убогого в русской культуре представляет
интерес само слово убогий. Приставка у- в данном случае равна по значению не- (ср. русское
диалектное небог, небога — «бедняк», «несостоятельный», переносно «несчастный»), и
убогий значит собственно «лишенный бога», причем слово бог имеет здесь архаическое
значение «богатство», «изоби лие», ср. в древнерусском переводе I книги Царств ( II , 6— 7):
«Господь мертвить и живитъ. . . оубожитъ и бога- титъ».' 9 Однако в народном сознании слово
убогий могло приобретать и другой смысл — «близкий к Богу, угодный ему». Характерно, что
оно могло противопоставляться слову «бедный» (от «беда»), приобретая при этом пози
тивную семантику. Например, в Каменец-Подольской губернии считалось неприличным
говорить «бедный» о человеке, так как люди только убоги, а черти б1дни: «Чорт т1льки
бщний, бо души не мае». 80 Ср. русские пословицы: «Беден бес, что у него Бога нет»; «Богат
Бог милостию, а скуден, да бес»; «Скуден, да нужен (человек), а беден бес». 81
Слово убогий постоянно встречается в одних контек стах с богатый, которое тоже образовано
от бог с основным значением «счастье», «богатство», «изобилие». 82 Напри-
127
мер, в древнерусском списке грехов «А се грехи» (не позднее XIV в.) осуждались те, «иже
богатого любити и убогого уничижити личного ради взора или богатьетва».
Соотносимы друг с другом и культурно-религиозные функции богатого и убогого. Дело в том.
что нищенство не было только социальным явлением. Помимо тех, кто лишился крова в
результате войны или стихийного бед ствия или же не мог трудиться из-за телесных увечий, и
на Руси, и в европейских странах были и добровольные нищие. Западноевропейское
средневековье знало обще ства и даже ордена нищенствующих монахов, которые
отказывались от всякой собственности и жили подаянием. В России еще в XIX в.
существовали нищенские ватаги и цехи, за вступление в которые требовалось вносить
определенную плату. Среди нищих были и люди, которые добровольно раздали свое
имущество и решили нести тяжкий крест смирения и терпения. 84 К нищим близки
странники и паломники, социально-культурный статус которых был достаточно высок.
Вообще говоря, христианская культура средневековья предполагала существование нищих.
Они являлись свое образным залогом спасения для власть имущих. Счита лось, что нищие
получают милостыню от богатых, а бога тые в свою очередь заслуживают тем прощение и
милость от Бога. Известно, что древнерусские князья, а в после дующие века русские цари
устраивали специальные столы для нищих. Еще в XVII в. во время свадеб, больших
праздников и в поминальные дни царские покои наполня лись толпами нищих, которые
обедали за особыми сто лами. 85 Традиция эта была свернута только в XVIII в.
В то же время бытовой облик нищих разительно не соответствовал их идеологической
функции. Они крали или покупали детей и специально калечили их, чтобы исполь зовать в
своих целях, имитировали уродства, которых на самом деле у них не было, занимались
грабежом, скапли вали себе по копейке значительные состояния и т. п. В связи с этим на
протяжении XVII — XVIII вв. велась постоянная борьба с нищенством, которая зафиксирована
в целом ряде указов. В Петровскую эпоху на место идеи милостыни Христа ради выдвигается
европейская идея благотворительности. Если «копеечная» милостыня, не давая человеку
выбраться из нужды, позволяет лишь поддержать его физические силы, то
благотворительность призвана оказать действенную помощь. Имелось в виду
128
прежде всего создание приютов, богаделен, школ, работ ных домов и прядилен при
монастырях, что должно было уничтожить нищенство как таковое. 86
Как и другие странники, нищий мог оказаться воплощением Бога: «В окно подать — Богу
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида