покидать территорию королевства, не брать слова раньше друида, не проводить более
восьми ночей вне своей резиденции – вот примеры религиозно-магических запретов,
которым он мог подчиняться. Общество рассматривало его скорее как посредника или
распределителя благ, а не как обладателя гражданской и военной власти. К нему по-
ступают налоги и дань от вассалов, покоренных народов и союзников, от него исходят
дары, щедроты и милости.
Архетипом кельтского владыки является тот, кому плоды доброго правления и
материальная удача позволяют дарить, не скупясь, без счета и без отказа. Время прав-
ления доброго короля – это век всеобщего изобилия: земля плодородна, скот плодовит,
правосудие снисходительно, военные удачи постоянны. Дурной же король обременяет
подданных налогами и поборами, ничего не предлагая им взамен: в его царствование
земля не родит, скот перестает плодиться, суд неправеден и придирчив, поражения в
военных затеях неотвратимы. Чаще всего дурной король, изнуренный властью, кончает
плохо, по крайней мере в преданиях, он умирает тройной смертью жертвы: его убивают
враги, топят в чане с пивом или медом, сжигают живьем в собственном доме в соответ-
ствии с предсказанием или сатирой друида. В предании Cath Maighe Tuireadh («Битва
при Маг Туред») рассказывается, что «временный» король Брес, дурно обошедшийся с
одним филидом («поэтом»), иначе говоря – с друидом, был принужден знатными мужь-
ями Ирландии «сложить с себя правление». Но в действительности король Ирландии
никогда не «складывал с себя» власть: он терял ее с жизнью, обычным его концом бы-
ла смерть от руки будущего короля, более молодого и сильного, чем он.
Всем этим объясняется, почему в стабильной политической системе ирландские
короли (или галльские цари) были правителями легко уязвимыми и за редкими исклю-
чениями, которые отмечены в летописях, находились у власти совсем недолго. От вла-
дыки требовалось сочетание стольких достоинств, что лишь немногие благородные
кандидаты в короли могли удовлетворить этим требованиям. Кроме того, государствен-
ная структура была «вертикальной», выстроенной на феодальный манер и целиком
вписанной в личные отношения между королем и его вассалами, основанные на взаим-
ной верности и доверии. Ирландская система правления была сложным сочетанием
наложения и сопряжения власти местных королей, правящих небольшими районами
(t?atha), и власти королей «провинций» (c?iced «пятина») под началом высшей власти
короля Тары, скорее номинальной, чем реальной. Высшая власть «верховного короля»
(ardr?), была вожделенной, но опасной для ее обладателя: ее мог удержать лишь тот,
кто сочетал в себе и достоинство, и силу. Ибо, в отличие от египетских фараонов или
царей некоторых семитских традиций, кельтский царь не был жрецом: он не осуще-
ствлял религиозных функций.
Служилый люд короля был немногочисленным: челядь, управляющие, воины,
свинопасы, друиды или предсказатели, поэты, рассказчики и т.д., в христианскую эпоху
появляются капелланы. Ни у меровингских, ни у кельтских королей не было чиновников.
Все, что они даровали, всякий раз возвращалось к ним сторицей, ибо их щедроты соз-
давали или укрепляли личные связи: вознаграждение не имело ничего общего с регу-
лярным жалованием, выплачиваемым за исполнение той или иной должности согласно
определенному уставу или законодательному акту.
Ко всему этому добавляется концепция, совершенно противоположная юридиче-
скому понятию о государстве в том смысле, в каком оно было известно и существовало
согласно римскому праву. Кельтское res publica – это верность человеку, семейству,
клану, городу, но не понятию государственности, слишком абстрактному в силу своей
отдаленности. Ни в одном древнем или даже новом кельтском языке нет слова, кото-
рым можно было бы перевести латинское patria. В них также нет слова, которым можно
было бы перевести латинское res publica. Нужно, впрочем подчеркнуть, чтобы лучше
понять древние реалии, что res publica означает «государство», а не «республика». Это
слово обозначает государство, а не форму государства, политический институт, а не
его содержание. Нам нужны другие слова и другие критерии, чтобы судить о галльском
«патриотизме», ограниченном местными рамками: эдуи, вступившие в союз с Цезарем
против секванов, вовсе не думали, что они предают Галлию, а их противники, призвав-
шие на помощь германцев Ариовиста, – и подавно. Понятие «Галлии», противостоящей
чужеземным странам, существовало, но какова была подлинная реальность, стоящая
за этим понятием? Чтобы ответить на этот вопрос, нам понадобилась бы литература,
такая же богатая, как в Ирландии. Все, что мы можем сказать с достоверностью, – это,
что в Галлии этнонимы мужского рода, а названия регионов и рек женского. Уже есть
указания на параллели с Ирландией (достаточно указать название Марны, Matrona, ко-
торое было теонимическим производным от древнего кельтского *matir «мать»). В Ир-
ландии же название страны, ?riu, служило изящной и совершенной аллегорией верхов-
ной власти. Но всегда присутствовал ее возможный соискатель. Ее брал самый юный,
сильный и предприимчивый.
Территориальная раздробленность была следствием кельтского понятия об об-
ществе. В рассматриваемую нами эпоху, на заре своей истории, кельты уже перевели в
мифический план понятие о едином царстве, и Амбигат, при равных условиях, стал для
галлов тем, чем впоследствии Артур станет для бриттов. Мы даже не говорим об «им-
перии» в римском или современном смысле этого слова. «Империя» была более всего
чужда кельтскому менталитету, если не говорить о поздних заимствованиях. Лишь из-за
того что островные бритты V века были перед лицом англосаксов лучшими и послед-
ними защитниками Римской империи, короля Артура иногда называют «императором».
Подлинной ячейкой общества была ирландская fine, семейство в самом широком
смысле слова, включающее в себя восходящие и нисходящие линии родства, его пря-
мые и побочные ветви; таков же шотландский клан, включающий в себя подчас не-
сколько тысяч человек. Вне этой неделимой ячейки признаются только личные связи
зависимости, вассалитета или подданства по отношению к важному лицу.
Не существовало никакого государственного права, регулирующего взаимоотно-
шения государства с государством или государства с личностью, хотя, разумеется,
имелись изощренные законы, установления, правосудие, словом все то, что зовется
теперь «обычным правом». Кельтская концепция государства безгранично расширяет
область частного права и, как следствие этого, почти сводит на нет право государст-
венное. В гражданской или в уголовной области к суду обращается сам потерпевший,
его семья или его представитель, и они же (с помощью юриста, помогающего избежать
процедурных ошибок, сводящих на нет все дело) приводят в исполнение санкцию, пре-
дусмотренную законом или судебной практикой.
Вовсе не будучи закоренелыми и меланхоличными мечтателями, какими их изо-
бражали романтики, кельты античности и средневековья обожали судебные процедуры
со всем их крючкотворством, словесными уловками и хитросплетениями: одним из са-
мых значительных памятников средневековой ирландской литературы является
Senchus M?r («Великая старина»), сборник правовых установлений, которые, несмотря
на английскую оккупацию, применялись вплоть до XVIII в. Нет практически ни одного
средневекового ирландского текста, мифологического или эпического предания, кото-
рые бы не содержали юридическую ссылку или прецедент.
В случае убийства или оскорбления, нанесения материального или морального
убытка закон ограничивается установлением виры (eneclann «очищение лица» или
«цена чести»), которую убийца или другой преступник, если он хочет избежать кровной
мести, должен выплатить пострадавшему или его семье, в зависимости от возраста,
пола и социального положения пострадавшего.
Пирамида