залаяла молодая бабенка к тому времени, когда старик поп передал место своему
молодому сыну. Последний во всеуслышанье поспешил объявить в храме, что если
хоть одна крикунья осмелится нарушить церковную тишину, так он с места отправит
ее в губернскую больницу, и если там ее признают притворщицей, то передаст
властям, чтобы они поступили с нею по всей строгости закона. Бабы замолкли и
стоят теперь во время службы смирнехонько. Смолкли кликуши и у другого
священника (а было их много), когда одну из них он заставлял ходить говеть
постом по 2, по 3 недели, приказывая становиться перед аналоем и молиться
отдельно от прочих и вслух. В другом месте выписали в церковь снимок с одной
чудотворной иконы Божией Матери. Деревенские попросили у себя отслужить
Владычице всенародный молебен, и, как только икона показалась на краю селения,
одну молодую бабу схватило: начала она ломаться, корчиться и визжать. Подхватили
ее два мужика, чтобы не дать ей упасть в невылазную грязь (дело было после
сильного дождя), но священник велел мужикам отойти от кликуши. "Кормилец,
перепачкается, упадет!" — "Пускай падает, а если не отойдете — позову сотского".
— Баба не упала, хотя и продолжала визжать, пока не дождалась строгого внушения
от священника, который пристыдил ее при всем народе. Тогда она кричать перестала
и все время смирно и молча ходила за иконой. Когда же принесли св. икону к
крайней избе, около которой уже все стояли и ждали, то вдруг хозяин этой избы,
мужик лет под 50, ни с того ни с сего принялся изображать из себя кликушу:
ломался, кривлялся, но не визжал, как первая баба, поросенком, а мычал коровой.
Эта неожиданность так всех поразила, что раздался общий, неудержимый,
раскатистый хохот, и когда священник пристращал сотским, виноватый начал умильно
просить прощения и отпущения.
Исходя из того убеждения, что непритворные кликуши издали чувствуют
приближение священника, и наглазно убеждаясь в том, что "сидящий" (т. е. бес) не
допускает прикладываться к св. иконам и преклоняться под них на крестных ходах,
все радеющие этим больным женщинам с особенным старанием и настойчивостью ищут
помощи у духовных лиц и в монастырях у прославленных мощей чудотворных икон.
Киевские пещеры, Михайловский монастырь с мощами великомученицы Варвары, даже те
церкви, в которых имеются изображения Богоматери Нечаянной Радости, а также
целителя Пантелеймона, чаще других оглашаются воплями кликуш и являются, так
сказать, излюбленными лечебницами. Неудачи, испытанные в одних местах, нисколько
не охлаждают надежды искать помощи в других, хотя бы и отдаленных, но также
прославленных. Эта вера в помощь святыни именно по отношению к этому виду
людской порчи настолько сильна в народе, что даже волхвующие колдуны вынуждены
делать уступку столь твердо установившимся верованиям: наиболее сметливые из них
и ревнивые к своей славе и общественному положению, прежде чем приступить к
волшебным действиям, обыкновенно зажигают перед иконами в избах лампадки, держат
в руках зажженные восковые свечи, ставят на стол чашку с водой и опускают туда
медный крест, снятый с божницы, уголек и щепотку соли. Над водой читают молитвы.
Больная пьет эту воду по три зори и выздоравливает, но не совсем: кричать
перестает, но по временам продолжает чувствовать во всем теле ломоту и судороги.
Всезнающие старухи в таких случаях успокаивают тем, что порча сделана на железе
— на замке, оттого-де она и крепка, и просидит до самой смерти 45.
Вообще, темные, люди с большим трудом разбираются в этой бабьей болезни,
которая у нас на Руси очень распространена и временами вспыхивает в той или
другой местности в виде эпидемии. Путаются и теряются именно в тех случаях,
когда является надобность отличать истинных страдальцев от притворщиц. Из
показаний самих больных, как бы ни были искренни, подробны и точны эти
показания, правды не узнаешь: она скрывается под личиною самообмана, который
настолько велик, что даже мнимые кликуши привыкли говорить твердым голосом и в
спокойно-уверенном тоне. Здесь почти нет возможности уловить фальшивую нотку, а
тем менее заподозрить лукавое намерение обмануть и ввести в заблуждение
слушателя. Заученное притворство в приемах и словах можно уловить лишь в таких
случаях, когда на оплошавшую нападет, что называется, дока. Да и то не всегда,
потому что семейный гнет, требующий изворотливости и научающий самоохране,
умудряет даже слепцов. Недаром сложилась пословица, что "все золовки хитры на
уловки". Иной молодой бабе разом выпадут на долю все невзгоды безобразных и
несогласных семей.объявится и свекровь, змея лютая, подберутся и золовки-
колотовки, и деверья-кобели, и ото всех, за все про все, посыплется "невестке в
отместку", да так, что и белый свет станет немил. Для бездомной сироты, у
которой нет выхода, так как и сбежать-то ей некуда, нервное расстройство на
несомненной истерической почве являлось в таких случаях прямым и законным
следствием роковой домашней неурядицы. Кликушество является единственным
спасением и для тех молодух, которых приняла новая незнакомая семья в ежовые
рукавицы, после воли и холи в родительском доме: когда искренние слезы не
помогают и семейные мучители не унимаются, на сцену является тот же
протест, но в усиленной форме кликушества, с выкриками и обвинениями в порче,
насланной кем-либо из наличных членов новой семьи (чаще всего обвинение падает
на свекровь). Такой протест — все равно, ловко ли подучилась от умелых кликуш
эта новая порченая всем штукам или самостоятельно измыслила свои, — производит
уже потрясающее впечатление, и новоявленная кликуша в глазах всех является
обреченною жертвою, не столько наводящею страх, сколько внушающею чувство
сострадания. Здесь действует общее убеждение, что кликуша не сама по себе
кричит и мучается, а кричит сидящий в ней злой дух, который и начинает бушевать,
лишь только попадет в неприятную обстановку чужой семьи. Злой дух требует
пребывания в родной семье: там он успокаивается и возвращается затем в чужую уже
в умиротворенном состоянии и молчит до новых благоприятных поводов. Такая
форма искусственного кликушества зачастую практиковалась в тех местах, где еще
тверды были основы старорусской семьи, с большухой во главе, со старшими и
младшими снохами. Сверх семейного гнета на устойчивость кликушества в далеких
захолустьях имела также влияние и слепая вера, что одержимая бесом владеет
даром пророчества. Принимая на себя эту личину мнимых ворожей, притворные
кликуши более или менее удачно работают на этой почве уже с явными
спекулятивными целями. Но хитрость и лукавство, конечно, удаются до первого
промаха, который и решает дело полным исцелением. Ослаблению кликушества в
значительной степени помогли также преобразования последних времен,
содействовавшие, между прочим, улучшению социального, положения женщин в семье.
Установился обычай "разделов", получивший широкое применение после манифеста 19
февраля, в форме дележа женатых братьев по смерти отца. Облегчились "отделы",
когда почин дележа с отцом предоставлен сыну, и "отходы", когда отходящий сын
требует выдела, хотя бы без всякого вознаграждения, и идет на сторону лишь по
тому побуждению, что не желает работать на чужие рты (холостой брат на
женатого). К этим новым основам семейно-хозяйственной жизни крестьян
присоединились и другие, выразившиеся в стремлениях земства к увеличению школ и
развитию рациональной медицины, в корень колеблющих веру в колдунов и
успокаивающих кликуш возможностью подвергнуться исследованию и лечению в земских
больницах. В настоящее время уже из многих местностей, и притом> таких далеких и
глухих, как Вологодская и Олонецкая губернии, получаются сведения в таком роде: