этот соблазн, четыре-пять самых сильных мужчин охотно выделяются из толпы и
ведут больного до царских врат к причастию, искренне веруя при этом, что борются
не с упрямством слабой женщины, а с нечеловеческими силами сидящего в ней
нечистого. Когда кликуша начинает успокаиваться, ее бережно выводят из церкви,
кладут на землю и стараются укрыть белым покрывалом, для чего сердобольные
женщины спешат принести ту скатерть, которою накрыт был пасхальный стол с
разговеньем, или ту, в которой носили на пасхальную заутреню для освящения яйца,
кулич и пасху. Иные не скупятся поить сбереженной богоявленской водой, несмотря
на то, что эта вода и самим дорога, на непредвиденные несчастные случаи. Знающие
и опытные люди при этом берут больную за мизинец левой руки и терпеливо читают
молитву Господню, воскресную и богородичную до тех пор, пока кликуша не очнется.
Кроме молитв, иногда произносятся особые заговоры, которыми велят выходить
нечистой силе "из белого тела, из нутра, из костей, суставов, из ребер и из
жилов, и уходить в ключи-болота, где птица не летает и скот не бывает, идти по
ветрам, по вихорям, чтобы снесли они злую силу в черные грязи топучие, и оттуда
бы ее ни ветром не вынесло, ни вихорем бы не выдуло", и т. п.
С такою же заботою и ласкою относятся к кликушам и в домашней жизни, считая
их за людей больных и трудноизлечимых. От тяжелого труда их освобождают и дают
поблажку даже в страдную пору, при скоплении утомительных работ: они обыкновенно
редко жнут, а в иных местах и не молотят. (Если же иногда во время припадков и
применяются кое-какие суровые меры, подчас похожие на истязания, то все это
делается из прямого усердия, в простоте сердца.) Когда после удачных опытов
домашнего врачевания больная совершенно успокоится и семейные убедятся в том,
что злой дух вышел из ее тела, ей целую неделю не дают работать, кормят по
возможности лучшей едою, стараются не сердить, чтобы не дать ей возможности
выругаться "черным словом" и не начать, таким образом, снова кликушествовать. У
некоторых истерические припадки обостряются до такой степени, что становится
жутко всем окружающим: "порченая" падает на землю и начинает биться и метаться
по сторонам с такою неудержимою силою, что шестеро взрослых мужиков не в
состоянии предохранить ее от синяков и увечий. Изо рта показывается пена, глаза
становятся мутными, и, вся растрепанная, кликуша в самом деле на вид делается
такой страшной, что всякие резкие меры, предпринимаемые в этих случаях,
становятся отчасти понятными. При усмирении расходившейся в припадках больной
обыкновенно принимают участие все досужие соседи, так что набирается полная изба
сострадательного народа: кто курит ладаном около лежащей, обходя ее с трех
сторон и оставляя четвертую (к дверям) свободною, кто читает "Да воскреснет
Бог", чтобы разозлившегося беса вытравить наружу и затем выгнать на улицу.
Общепринятый способ успокоения кликуш во время припадков заключается в том,
что на них надевают пахотный хомут, причем предпочтение отдается такому, который
снят с потной лошади. По мнению крестьян, баба, лежа в хомуте, охотнее укажет,
кто ее испортил, и ответит на обычный в таких случаях вопрос: "Кто твой отец?" В
некоторых местах (Меленковский уезд. Владимирской губ.), надевая на больную
хомут, вместе с тем привязывают еще к ногам ее лошадиные подковы, а иногда
прижигают пятки раскаленным железом44. Об "отце" спрашивает кликушу (около
Пензы) через раскрытую дверь посторонние женщины, когда больную с хомутом на
шее подводят к порогу, причем спрашивающие стараются убедить, что открытием
тайны она не обидит сидящего в ней "батюшки" (отвечают кликуши во время
припадка всегда в мужском роде). В Жиздинском уезде (Калужская губ.) кликуш
выводят во двор и запрягают в соху: двое волокут больную, а двое тянут соху и т.
д. Около Орла хотя и знают про этот способ, но предпочитают ладан, собранный
из двенадцати церквей и двенадцать раз в дно утро вскипяченный в чугуне и по
ложечке слитый в штофы: тот настой дают пить больной. В Болоховском уезде (той
же губернии) в одном селе продают подобный ладан под названием "херувимского"
(им кадят в киевских пещерах, во время херувимской песни), причем "одну росинку
дают на трынку" одну крупинку за копейку).
Кроме ладана и богоявленской воды, признается еще целебною и даже имеющею
решающее действие на перелом болезни и изгнание беса крещенская вода, освящаемая
в прорубях рек и озер, а за неимением таковых — в колодцах и чанах. В
Вологодской губернии кликуш, раздетых до рубашки, несмотря на трескучие морозы,
макают в прорубь, опуская в воду ногами, лишь только успеют унести кресты и
хоругви. В Орловской губернии одному свидетелю удалось видеть, как к колодцу и
кадушке с водой, приготовленной к освящению (реки нет), привели бабу-кликушу в
валенках и тулупе, с головой, накрытой шерстяным платком, как потом раздели ее,
оставив в одной рубашке, и как двое мужиков ведрами лили на нее с головы
холодную воду и, не внимая ее крикам, ознобили ее до дрожи во всем теле. После
этого те же мужики накинули ей на плечи тулуп и, отведя в караулку, надели там
на нее сухое и чистое белье, отвели домой и потом хвастались долгое время, что с
этой поры баба перестала выкликать и совсем выздоровела.
Не менее действительною помощью при пользовании кликуш признается также
"отчитывание". Берутся за это дело те старые девицы, полумонашенки, полумирянки,
которые известны* всюду под именем "черничек". Впрочем, участие их считается
мало действительным, и приглашаются они большею частью,. что называется, для
очистки совести. Чаще же всего отчитывание производит старичок священник из тех,
которые сами опростели до неузнаваемости и утратили даже многие внешние
признаки, усвоенные духовными лицами. Из таких священников особенно дороги и
близки народу те, которым удалось запастись редкостною и ценною книгою большого
требника Петра Могилы (впрочем, за неимением требника, отчитывают и по
Евангелию). Про таких целителей ходят дальние слухи; на них охотно указывают, к
ним смело отправляются, как к тому "попу Егору", о котором сообщают из Орловской
губернии: "Отчитывает дюже хорошо, в церкви, над головою кликуши, семь Евангелий
по семи раз читает, и унимает крик сразу". В местности, где живет этот поп Егор,
и народ подобрался болезненный, с большой наклонностью к кликушеству. Вот что
рассказывала на этот счет одна крестьянка: "Баб сорок бегут по деревне кто куда.
Сами простоволосы (а нешто это можно — сама Божья Матерь, и та покрывала
волосы), а они еще без понев, так что, почитай, все у них наруже, и кричат во
всю глотку всякая свое: "Где она? Где колдунья? Мы сейчас разорвем ее на куски!"
— "Дала свояку напиться, а он-от (злой дух) у нее сидел, а теперь у меня в
животе". Другая сказывает: "Дала мне колдунья вина, пей-пей, говорит, зелено
вино — здоровее будешь, а только я выпила, и стал у меня в животе кто-то сперва
аукать, а из живота в рот перешел и стал выражать плохие слова, непотребно
ругаться". От третьей бабы соседи слышат: "Молочка кисленького принесла,
говорит: у тебя нетути, да вот к чему и призвела". Мужики, глядя, что их бабы
орут без конца, собрались все, вызвали колдунью и пригрозили: "Если да ежели ты
еще что нашкодишь, живую зароем в землю и осиновый кол в глотку забьем"...
Совсем иного характера получаются вести из тех местностей, где старые
порядки наталкиваются на новые приемы молодого поколения. Например, в одном селе
при старом священнике жила только одна старуха-кликуша, которой он не верил,
хотя и не предпринимал против нее никаких строгих мер. Вскоре, однако, стала
выкликать ее дочь, а следом заголосила другая молодая женщина (конечно,
замужняя, так как кликушество исключительно болезнь бабья, а не девичья). И еще