и они улыбнулись, ибо велика была слава Сильмарилов в то время
по всему миру, и
Нолдоли рассказывали легенды о них, и многие из тех, что
бежали из Ангаманди,
видели их, сияющие теперь блеском в железной короне Мелько.
Никогда не снимал он
корону со своей головы, и берег он эту драгоценность пуще
глаза своего, и никто
в мире, фея, эльф или человек, не мог надеяться когда-либо
коснуться их пальцем
- и после этого остаться в живых. Это, конечно, знал Берен, и
понял он значение
их насмешливых улыбок, и воспылав гневом, крикнул он: "Нет,
это тоже слишком
маленький дар отцу за такую прелестную невесту. Странными мне
кажутся, однако,
обычаи лесных Эльфов, подобные примитивным законам народа
Людей, коли называешь
ты подарок, что тебе не предлагают, но смотри! я, Берен,
охотник из Нолдоли,
утолю твою скромную жажду", и сказав это, он выбежал из
чертога, пока все стояли
в изумлении; а Тинувиэль неожиданно заплакала: "Дурно поступил
ты, отец", -
заплакала она, - "посылая кого-то на смерть своей жалкой
шуткой - ибо теперь,
кажется, попытается совершить он это деяние, обезумев из-за
твоего презрения, и
Мелько убьет его, и никто больше не будет с любовью смотреть
на мой танец".
Тогда сказал король: "Это будет не первый из Номов, убитых
Мелько - а он убивал
и по меньшим причинам. Ему повезло, что не лежит он сейчас,
скованный тягостными
заклятьями за вторжение в мои чертоги и свою дерзкую речь"; но
Гвенделин не
сказала ни слова, и не бранила она Тинувиэль, и не спросила
она о внезапном
плаче ее из-за этого безвестного странника.
Берен, однако, ушел прежде, чем лицо Тинвелинта исказилось
гневом, далеко в
леса, пока не подошел близко к низким холмам и безлесным
землям, что
предупреждают о близости мрачных Железных Гор. Только здесь
почувствовал Берен
усталость и остановился, и с этого времени начались его
тяжелые труды. Были ночи
глубокого уныния, и не видел он никакой надежды в своем походе
- да и конечно
мало было надежды, и вскоре, когда миновал он Железные Горы,
пока подходил он к
ужасным областям обители Мелько, величайшие страхи обрушились
на него. Множество
ядовитых змей было в тех местах, и волки бродили в лесах, и
еще более страшными
были странствующие банды гоблинов и Орков - грязных выкормышей
Моргота, который
перешел все границы, творя свою злую работу - ставившие
ловушки на зверей, и
Людей, и Эльфов, и пленявшие их и приводившие их к своему
повелителю. Много раз
был Берен близок к тому. чтобы попасть в плен к Оркам, и
однажды избежал
челюстей огромного волка, лишь победив в схватке, будучи
вооруженным только
ясеневой дубиной, и прочие угрозы и злоключения изведал он
всякий день своего
путешествия в Ангаманди. Голод и жажда также часто пугал его,
и повернул бы он
назад, не будь это почти так же трудно, как идти вперед; но
голос Тинувиэли,
просящей о нем Тинвелинта, отзывался эхом в его сердце, и по
ночам казалось ему,
что его сердце иногда слышит, как мягко плачет она о нем
далеко в лесах своей
страны - и это на самом деле было правдой.
Однажды, ведомый великим голодом, он решил обыскать
заброшенную стоянку Орков,
ища объедки, но несколько Орков неожиданно вернулись обратно и
взяли его в плен,
и они пугали его, но не убивали, ибо их капитан, видя его
силу, хоть и
поуменьшившуюся из-за лишений, что он терпел, подумал, что
Мелько, возможно,
будет доволен, если пленника приведут к нему, и может послать
его на
какую-нибудь тяжелую рабскую работу в своих копях или в своих
кузницах. Так
случилось, что Берен был представлен пред взор Мелько, но было
у него, однако,
стойкое сердце, ибо в роду его отца жила вера, что власть
Мелько не будет
вечной, но Валар, наконец, услышат плач Нолдоли и поднимутся и
скуют Мелько, и
Валинор вновь будет открыт для усталых Эльфов, и великая
радость вернется на
землю.
Мелько, как бы то ни было, смотря на него, был разгневан,
спрашивая, как Ном,
раб по рождению, набрался наглости бежать без разрешения в
Пирамида