спортом и учиться. Слушаться старших.
-- Это же суррогат бетризации! -- проворчал я.
-- Разумеется. Там еще много всего было: например, нельзя применять ни
к кому ни силы, ни грубого тона, а уж ударить человека -- это позор, даже
преступление, потому что это вызовет страшный шок. Драться нельзя независимо
от обстоятельств, потому что только звери дерутся...
-- Постой-ка, -- сказал я, -- а если из заповедника убежит дикий
зверь... Да, я забыл... диких зверей уже нет.
-- Диких зверей уже нет, -- повторил Олаф, -- но есть роботы.
-- Ну и что? Ты хочешь сказать, что им можно дать приказ убить?
-- Ну да.
-- Откуда ты знаешь?
-- Твердо не знаю. Но должны же они быть гото-вы к крайностям; ведь
даже бетризованный пес может взбеситься. Скажешь, нет?
-- Но... но ведь это... Погоди! Значит, они все-та-ки могут убивать?
Отдавая приказы! Разве это не все равно: я сам убью или отдам приказ?
-- Для них нет. Убийство, мол, в крайнем случае, понимаешь, перед лицом
опасности, угрозы, как с бе-шенством, к примеру. Обычно этого не случается.
Но если бы мы...
-- Мы?
-- Да, например, мы двое, если бы мы что-то, ну, понимаешь... то,
конечно, нами займутся роботы, не люди. Они не могут. Они добрые.
Он с минуту молчал. Его широкая, покрасневшая от солнца и песка грудь
стала вздыматься быстрей.
-- Эл! Если б я знал! Если б я это знал! Если... бы... я... это...
знал...
-- Перестань.
-- С тобой что-то случилось?
-- Да.
-- Знаешь, о чем я?
-- Да. Были две -- одна пригласила меня сразу, как только я вышел с
вокзала. Вернее, нет. Я заблу-дился на этом проклятом вокзале. Она повела
меня к себе.
-- Она знала, кто ты?
-- Я сказал ей. Сначала она боялась, потом... вро-де как пожалела, что
ли, не знаю, а потом перепуга-лась по-настоящему. Я пошел в отель. На другой
день знаешь кого я встретил? Ремера!
-- Не может быть! Сколько же ему? Сто семь-десят?!
-- Нет, это его сын. Впрочем, и ему почти полто-раста лет. Мумия.
Что-то ужасное! Мы поговорили. И знаешь? Он нам завидует...
-- Есть чему...
-- Он этого не понимает. Ну, вот... А потом одна актриса. Их называют
реалистками. Она была от меня в восторге. Еще бы, настоящий питекантроп! Я
по-ехал с ней, а наутро сбежал. Это был дворец. Велико-лепие! Расцветающая
мебель, ходячие стены, ложе, угадывающее мысли и желания... да.
-- Хм. И она не боялась?
-- Нет. Боялась, но выпила что-то, не знаю, что это было, может,
какой-то наркотик. Перто или что-то в этом роде.
-- Перто?!
-- Да. Ты знаешь, что это? Ты пробовал?
-- Нет, -- сказал он медленно. -- Не пробовал. Но именно так называется
то, что ликвидирует...
-- Бетризацию? Не может быть?!
-- Так мне сказал один человек.
-- Кто?
-- Не могу его назвать, я дал слово.
-- Ладно. Так поэтому... поэтому она... -- Я вскочил.
-- Садись.
Я сел.
-- А ты? -- сказал я. -- А то я все о себе да о себе...
-- Я ничего. То есть ничего у меня не получилось. Ничего... -- повторил
он еще раз. Я молчал.
-- Как называется это место? -- спросил он.
-- Клавестра. Но сам городок в нескольких милях отсюда. Знаешь что,
давай съездим туда. Я хотел от-дать в ремонт машину. Вернемся напрямик --
пробе-жимся немного. А?
-- Эл, -- сказал он медленно, -- старый конь...
-- Что?
Его глаза улыбались.
-- Хочешь изгнать дьявола легкой атлетикой? Осел ты!
-- Одно из двух: или конь, или осел, -- сказал я. -- И что в этом
плохого?
-- То, что ничего из этого не выйдет. Тебе не случалось задеть
кого-нибудь из них?
-- Обидеть? Нет. Зачем?
-- Не обидеть, а задеть. Я только теперь понял.
-- Не было повода. А что?
-- Не советую.
-- Почему?
-- Это все равно, что поднять руку на кормилицу. Понимаешь?
Я старался скрыть удивление. Олаф был на кораб-ле одним из самых
сдержанных.
-- Да, я оказался последним идиотом, -- сказал Олаф. -- Это было в
первый день. Вернее, в первую ночь. Я не мог выйти из почты -- там нет
дверей, только этакие вращающиеся... Видел?
-- Вращающаяся дверь?
-- Да нет. Это, кажется, связано с их "бытовой гравитацией". В общем я
крутился, как в колесе, а один тип с девчонкой показывал на меня пальцем и
смеялся...
Я почувствовал, что кожа на лице становится тесной.
-- Это ничего, что кормилица, -- сказал я. -- На-деюсь, больше он уже
не будет смеяться.
-- Нет. У него переломана ключица.
-- И тебе ничего не сделали?
-- Нет. Я ведь только что вышел из машины, а он меня спровоцировал -- я
его не сразу ударил, Эл. Я только спросил, что в этом смешного, если я так
долго тут не был, а он снова засмеялся и сказал, по-казывая пальцем вверх:
"А, из-за этого обезьяньего цирка".
-- "Обезьяньего цирка"?!
-- Да. И тогда...
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида
