-- Да. Ехал ночью, ну и вот...
-- У тебя была авария? -- повторил он.
-- Ну да! Но это не имеет значения. Ведь ничего не случилось. Пошли...
не будешь же ты с этим чемо-даном...
Он поднял чемодан. Ничего не сказал. Даже но взглянул на меня. Желваки
на скулах у него напряг-лись.
"Почуял что-то, -- подумал я. -- Не знает, что привело к аварии, но
догадывается".
Наверху я сказал ему, чтобы он выбрал себе лю-бую из четырех свободных
комнат. Он взял ту, с ви-дом на горы.
-- Почему ты не захотел здесь? А, понимаю, -- он улыбнулся, -- это
золото, да?
-- Да.
Он коснулся рукой стены.
-- Надеюсь, обычная? Никаких картин, телевизии?
-- Будь спокоен, -- улыбнулся я, в свою оче-редь. -- Это честная стена.
Я позвонил насчет завтрака. Хотел позавтракать вдвоем с Олафом. Белый
робот принес кофе и поднос, полный всякой снеди: это был очень обильный
завтрак. Мы ели молча. Я с удовольствием смотрел, как он жует, -- даже прядь
волос над ухом у него двигалась.
Потом Олаф сказал:
-- Ты еще куришь?
-- Курю. Привез с собой двести сигарет. Не знаю, что будет потом. Пока
курю. Хочешь?
-- Давай. Мы закурили.
-- Ну как? Сыграем в открытую? -- спросил он После долгого молчания.
-- Да. Я расскажу тебе все. Ты тоже?
-- Конечно. Только не знаю, Эл, стоит ли?
-- Скажи одно: ты знаешь, что хуже всего?
-- Женщины.
-- Да.
Мы снова замолчали.
-- Значит, из-за этого? -- спросил он.
-- Да. Увидишь за обедом. Внизу. Вилла нанята пополам с ними.
-- С ними?
-- Они молодожены.
Желваки снова напряглись под его веснушчатой кожей.
-- Это хуже, -- сказал он.
-- Да. Я тут третий день. Не знаю, как это, но... уже когда мы с тобой
разговаривали. Безо всякой при-чины, безо всяких... ничего, ничего.
Совершенно ни-чего.
-- Интересно, -- сказал он.
-- Что интересно?
-- Со мной нечто похожее.
-- Так зачем ты прилетел?
-- Эл, ты сделал благое дело. Понимаешь?
-- Тебе?
-- Нет. Кому-то другому. Это бы добром не кон-чилось.
-- Почему?
-- Либо ты знаешь, либо не поймешь.
-- Знаю. Олаф, что же это такое? Неужели мы дей-ствительно дикари?
-- Не знаю. Мы десять лет были без женщин. Помни об этом.
-- Это не объясняет всего. Во мне есть, знаешь, какая-то беспощадность,
я не считаюсь ни с кем, по-нимаешь?
-- Ты еще считаешься, сын мой, -- сказал он. -- Еще считаешься!
-- Ну да, но ты знаешь, в чем дело?
-- Знаю.
Опять молчание.
-- Хочешь еще поболтать или бокс? -- спросил он. Я рассмеялся.
-- Где ты достал перчатки?
-- Ни за что не догадаешься.
-- Заказал?
-- Где там. Украл.
-- Ну да!
-- Клянусь небом. Из музея... Пришлось специаль-но летать в Стокгольм,
понимаешь?
-- Тогда пошли.
Он распаковал свои скромные пожитки и переодел-ся. Мы накинули
купальные халаты и спустились вниз. Было еще рано. Завтрак обычно подавали
только через полчаса.
-- Пойдем лучше на задворки, -- сказал я. -- Там нас никто не увидит.
Мы остановились на лужайке, окруженной высоким кустарником. Сначала
утоптали траву, и без того до-вольно низкую.
-- Будет скользко, -- сказал Олаф, пробуя подош-вами самодельный ринг.
-- Ничего. Больше нагрузка.
Мы надели перчатки. С этим пришлось повозиться, потому что некому было
их завязать, а вызывать робо-та не хотелось.
Олаф встал против меня. Тело у пего было совер-шенно белое.
-- Ты еще не загорел, -- сказал я.
-- Потом расскажу, что со мной происходило. Мне было не до пляжа. Гонг.
-- Гонг.
Мы начали легко. Ложный выпад. Он ушел. Еще раз ушел. Мне становилось
жарко. Я стремился не к ударам, а к ближнему бою. Избивать Олафа мне в
общем-то не хотелось. Я был тяжелее килограммов на пятнадцать, и его чуть
более длинные руки не уменьшали моего преимущества, тем более что я во-обще
был более сильным боксером. Поэтому я дал ему несколько раз подойти, хоть и
не должен был. Вдруг он опустил перчатки. Лицо его онемело. Он разозлился.
-- Так но пойдет, -- сказал он.
-- В чем дело?
-- Без фокусов, Эл. Или настоящий бокс, или ни-какого.
-- Ладно, -- сказал я, оскалив зубы. -- Бокс! Я медленно пошел на
сближение. Перчатки уда-рились друг о друга, издавая резкие хлопки. Он
почув-ствовал, что я действую всерьез. Он прикрылся. Темп нарастал. Я сделал
ложный выпад левой, потом пра-вой, сериями, последний удар почти всегда
достигал цели. Оп не успевал. Потом он неожиданно пошел в атаку, у него
получился прекрасный прямой, я от-летел шага на два. Сразу вернулся. Мы
кружили; его удар, я нырнул под перчатку, отошел и с полудистан-ции влепил
прямой правый. Вложил в этот удар все. Олаф обмяк, на мгновение раскрылся,
но сразу же начал входить в форму. Следующая минута ушла на пустые взмахи.
Перчатки громко хлопали по плечам, но неопасно. Один раз я едва успел
Скачать книгу [0.20 МБ]