го-родских огней. Она не могла не слышать моих шагов, но продолжала идти не
оборачиваясь, словно была од-на, даже когда я взял ее под руку. Она
продолжала идти, и это было как еще одна пощечина. Я схватил ее за плечи,
повернул к себе, ее лицо, белое в темноте, запрокинулось: она смотрела мне в
глаза. Она не пы-талась вырваться. Да и не смогла бы. Я целовал ее отчаянно,
задыхаясь от ненависти, и чувствовал, как она дрожит.
-- Ты... -- сказала она низким голосом, когда я отпустил ее.
-- Молчи.
Она попробовала высвободиться.
-- Нет, -- сказал я и снова начал ее целовать. И вдруг эта ярость
перешла в отвращение к самому себе, я отпустил ее. Думал, она убежит. Она не
ше-вельнулась. Пыталась заглянуть мне в лицо. Я от-вернулся.
-- Что с тобой? -- тихо спросила она.
-- Ничего.
Она взяла меня за руку.
-- Идем.
Какая-то пара прошла мимо нас и скрылась во мраке. Я шагнул вслед за
Аэн. Там, в темноте, все было или казалось возможным, но здесь, когда стало
светлей, эта моя вспышка, которая должна была стать расплатой за
оскорбление, показалась мне просто жал-кой. Я почувствовал, что вхожу в
какую-то фальши-вую игру, такую же фальшивую, как все эти опасно-сти, чары,
все -- и продолжал идти за ней. Ни гнева, ни ненависти, ничего -- мне все
было безразлично. Мы шли под высоко висящими огнями, и я ощущал свое
огромное, тяжелое "я", которое делало каждый мой шаг рядом с ней гротескным.
Но она как будто не замечала этого. Она шла вдоль насыпи, за которой рядами
стояли глидеры. Я хотел было остаться здесь, но она скользнула рукой по моей
руке, схватила ее. Мне пришлось бы выдергивать руку, я выглядел бы еще более
смешным -- этакое воплощение целомудрен-ного космонавта, подвергающееся
искушению.
Я сел рядом с ней, машина дрогнула и понеслась. Впервые я ехал глидером
и сразу же понял, почему у них нет окон. Изнутри глидеры были прозрачными,
как будто сделанными из стекла.
Мы ехали долго, молча. Центральные кварталы сме-нились причудливыми
пригородными постройками -- под небольшими искусственными солнцами лежали,
утопая в зелени, дома, лишенные четких очертаний, то раздутые в виде
странных подушек, то раскинувшие крылья настолько, что терялась граница
между самим домом и его окружением -- результат настойчивых по-пыток создать
нечто такое, что не было бы повторени-ем прежних форм. Глидер сошел с
широкой проезжей части дороги, пересек темный парк и остановился у лестницы,
переливавшейся волнами, как стеклян-ный каскад; проходя по ступеням, я видел
простира-ющуюся под ногами оранжерею.
Тяжелые ворота бесшумно отворились. Огромный холл, охваченный под
потолком галереей; бледно-розо-вые диски ламп без опор или подвесов; ниши в
на-клонных стенах, как будто пробитые в иной мир окна, в них -- нет, не
фотографии, не изображения, а живая Аэн, громадная: напротив -- в объятиях
смуглого мужчины, целующего ее, над потоком ступеней -- Аэн в белом,
непрерывно мерцающем платье, рядом -- Аэн, склонившаяся над лиловыми цветами
величиной с человеческое лицо. Идя за ней, я еще раз увидел ее же, в другом
окне, девически улыбающуюся, оди-нокую, свет дрожал в ее медных волосах.
Зеленые ступени, Белая анфилада. Серебряные сту-пени. Прямые, уходящие
вдаль коридоры, в них не-прерывное, медлительное движение, словно замкнутое
в них пространство дышало, бесшумно скользим сте-ны, создавая проходы именно
там, куда направляла свои шаги идущая впереди меня Аэн; можно было
по-думать, что неощутимый ветер сглаживает углы гале-реи, лепит ее перед
нами, а все, что было до сих пор, -- это только вступление. Степы светились
тончайшими прожилками застывшего льда, и было так пронзитель-но светло
вокруг, что даже тени казались мелочно-белыми. После девственной белизны
этой комнаты бронзовые тона следующей были как крик. Здесь не было ничего,
кроме неведомо откуда проникавшего света, источник которого словно находился
внизу и освещал нас и наши лица снизу; Аэн сделала незаметное движение
рукой, свет померк, она подошла к стене и несколькими движениями, слов-но
заклинаниями, заставила ее вздуться: этот горб тут же стал разворачиваться,
образуя нечто вроде двойного, широкого ложа -- я достаточно разби-рался в
топологии, чтобы почувствовать, сколько ге-ниальности было вложено в одну
только линию изго-ловья.
-- У нас гость, -- сказала она, остановившись.
Из открывшейся панели выскользнул низенький, заставленный бокалами
столик и, как пес, подбежал к ней. Склонившись над нишей с креслами -- что
это были за кресла, нет слов, чтобы описать! -- она при-казала жестом, чтобы
появилась маленькая лампа; стена послушно выполнила желание, большие лампы
погасли. Видно, ей самой надоели эти сворачивающие-ся и на глазах
расцветающие удобства, она склони-лась над столиком и спросила, не глядя на
меня:
-- Блар?
-- Пусть будет блар, -- ответил я. Я ни о чем не спрашивал; не быть
дикарем я не мог, но мог по крайней мере быть молчаливым дикарем.
Она протянула мне высокий конусообразный бокал с торчащей в нем
трубочкой, он переливался как ру-бин, но на ощупь был мягкий, как шершавая
кожура плода. Себе взяла другой такой же. Мы сели. До про-тивности мягко,
словно присел на тучку. Блар таил в себе вкус незнакомых свежих фруктов и
какие-то крохотные комочки, которые неожиданно и забавно лопались на языке.
-- Нравится? -- спросила она.
-- Да.
Возможно, это был какой-нибудь ритуальный напи-ток. Скажем, для
избранников или, наоборот, для усмирения особо опасных. Но я дал себе слово
ни о чем не спрашивать.
-- Лучше, когда ты сидишь.
-- Почему?
-- Ты ужасно большой.
-- Это мне известно.
-- Ты нарочно стараешься быть невежливым?
-- Нет. Мне это удается без труда. Она тихонько засмеялась.
-- Я еще и остроумный к тому же, -- продолжал я. -- Куча достоинств, а?
-- Ты иной, -- сказала она. -- Никто так не гово-рит. Скажи мне, как
это получается? Что ты чувст-вуешь?
-- Не понимаю.
-- Ты притворяешься, наверно. Или солгал... нет. Это невозможно. Ты не
сумел бы так...
-- Прыгнуть?
-- Я не об этом.
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида
