Наше начальное сновидение о самих себе — персональный миф —
указывает направление нашего корня жизни, но не является самим
корнем, а только наиболее точным способом обьяс-нять себе самих
себя — в речи, воображении или в сновидении. Скрытые в нас
накопления энергии, в том числе и персональный миф, имеет свойство
ослеплять своей реальностью, при каждом своем открытии кажущейся
окончательной, являясь на самом деле только более энергоемкой. Как
энергетические существа мы склонны ослепляться силой, глядя сквозь
пальцы на её качество, пока даже самые глубокие наши пробуждения
временны и не имеют всей полноты характера нашей силы, а это
достаточно долго.
Но подлинный мир гармоничен.
Безумие его гармоний включает в себя конфликтующие
пространства и множество некомфортных для человека
бездн, как июньский воздух над долиной включает в
себя грозовые облака и вспышки молний, — и
солнечный свет. Подлинный мир открыт на нечто,
относительно которого слово «гармоничное» уже не
видится уместным. Так же как любые другие слова -
даже «Ничто», «пустота», «невыразимое» кажутся не о
том, они как невозможное продолжение человеческого
и, любой степени, тонкости явленного.
«Мой друг полунесет меня на себе, поднырнув под мою
руку, и я иду шатаясь от слабости. Мы проходим
ночной двор его дома, и в дверях нас встречает его
подруга. В темноте кухни они разглядывают меня, и
она говорит моему другу взглядом о золотом огне,
который я высвободил в себе, и я тоже его вижу как
огонек свечи, легкий и неуловимый. Она мне говорит,
что, если я сделал это, практикуя эзотерическую
технику «промывание» или «поток», то это просто
посредственный результат. А если я сделал это через
обычный жизненный опыт, то это очень большая
удача».
Лучший способ отстаивать свою свободу — точно
актуализировать её. Поскольку энергия не исчезает
бесследно, а только переходит из одного состояния в
другое, будучи недоброкачественно несвободными в
том, в чем мы можем и должны быть свободны, мы
видим преувеличенную потребность свободы в том, что
на самом деле не является областью реализации нашей
свободы, и у нас нет для этого соответствующей этой
части мира энергии или её нет в количестве,
соответствующем нашим неверно ориентированным
запросам. Желание реванша за несостоявшееся,
несбывшееся отягощает любую жизнь, - будь то
направленную на поиски свободы, будь то ориентиро-
ванную на обыкновенное благополучие.
«В шесть часов тени от вершин елей доходят до
середины круглой асфальтовой площадки, на которой я
загораю. Этим летом солнце мягкое и ласковое, как
ягненок. Скоро я пойду домой — по тропинкам парка,
где уже сейчас разлита особая тишина заката, мимо
бара и кинотеатра, по переулкам города, в котором
прожил много лет, и из которого скоро уеду. Я люблю
видеть сны. Сегодня мне снился второй этаж школы, в
которой я учился, залитый солнцем. Кто-то открыл
дверь в левом крыле, где я прятался, и этого кого-то
уже не остановить, и воздух полон солнечного света. Я
проснулся от привкуса пыльного солнечного света».
Речь идет о бытии человека или о знаемом о бытии через человека, т.е.
через себя. В начале об инструменте познания. Человек есть время.
Человек есть форма. Человек есть сила. Человек есть отдельный свет.
И, наконец, человек есть ничто. Каждый из постулируемых способов
видения человека является модальностью собственно бытия или Иного,
как того, что на каждом этапе развития человека не принадлежит ему,
но что, в действительности, и есть его особое, включая историю их от-
ношений — человека и Иного — меняющуюся дистанцию, качества
описаний происходящего или качества посредников, а также мораль,
поведение, социальное положение, сексуальных партнеров и т.д.
Человек есть время.
Возможно, каждый человек привносит в мир
дискретность своего времени, как и вкус своей жизни,
своих историй — своей судьбы. Естественная магия
человеческих взаимоотношений в просачивающейся в
неких точках не принадлежащей «этому» силе,
действующей по иным, неопосредованным законам, —
в удаче встреч, пробуждающих действительно
неизвестное. Суггестивность временных потоков и
качество их разности, как и качество человеческого
обаяния, зависит от характера и положения той
невовлеченной точки света (наблюдателя), которая
создает ясность времени и его обаяния.
То, что дает силу, определяет качество времени.
Можно забыться во времени другого человека или
общности людей целиком. Можно затеряться во
времени окраины или вскормить своим пребыванием
какое-то время, когда-то неотразимо прекрасное, и
стать его рабом, можно быть бродягой, забывшим
действительно свое время, кочующим по временам
других и Другого. Множественность — это риск и
свобода, несомненная действительность избирающего
Иного.
Человек есть форма.
Иное и его дороги — это не все, что человеку нужно.
Качество действительного желания света и
несомненное присутствие действительной цели в
меньшей степени провоцируют настроение «ухода»,
чем желания и цели, выдающие себя за таковые, а по
сути остающиеся фрустрациями более частых
Пирамида