сказать, что степень (способ) смерти определяет
степень (способ) последующей свободы сознания.
Способ смерти в свете необязательности телесной
смерти определяется смыслом смерти того в человеке и
в его нынешнем теле, что определяет природу его
ограниченности и самоограничения.
Филогенетически момент принятия ребенком
общественного соглашения о смерти человеческого
тела является кардинальным в процессе социализации
его сознания посредством речи и ограничения
возможности выбора тела как единственной реальной
целостности.
Вспоминая бывшее до этого момента знание о
вечности тела, мы можем перекинуть мост понимания и
возвращения в родовое и до конца неотъемлемое
человеческое свойство, шанс и дар ему не умирать.
Профилактическое религиозно-мистическое обучение
шаблону принятия смерти не отменяет того факта, что
любой искренний человек, оставшийся в живых после
достоверного и реального столкновения со своей
непосредственной смертью, безусловно знает о ней, что
это совсем и совершенно не то, чего он хотел. Не будем
обольщаться и утешаться рассказами людей,
переживших клиническую смерть:
во-первых, никто из них, тем не менее, не хотел бы по
доброй воле повторить этот опыт; во-вторых, кто знает,
не длятся ли те мгновения, о которых они рассказывают
как о неизъяснимой благодати, не более чем мгновения;
в-третьих, не будем говорить ничего хорошего и
плохого о тех светлых сущностях, которые встречают
их там, вернее, не будем говорить о них ничего
определенного, т.е. даже того, что это — сущности, —
скажем лишь о хорошем религиозном воспитании
переживших это людей. Вместе с тем автор не
утверждает, что не существует такого рода мостов,
калиток и лазов в бессмертие, — автор говорит всего
лишь о степенях смежности смерти и о степенях
свободы.
В смысле сведений об этом сновидческая жизнь
человечества всегда была и остается источником
первостепенной важности, и в этом же смысле все
знания нынешнего человечества о потустороннем
добыты из сновидений.
«Мы с мужем и с детьми находились в цокольном
этаже какого-то небоскреба, а вокруг — мы знали это
— рушилось и гибло все и вся. Когда мы решились
выглянуть наружу, оказалось что мы находимся на
крошечном островке, окруженном безграничным серым
океаном. Это было все, что осталось от нашего мира.
Из здания я вышла одна. Потом я увидела огромную
птицу, севшую невдалеке. Она сказала мне и какому-то
мужчине, оказавшемуся рядом со мной, что она спасет
нас, если мы сядем к ней на спину, и будем крепко
держаться: она унесет нас из этого погибшего мира
туда, где будет наша жизнь. Она сказала, что
держаться нужно будет очень крепко и ни в коем
случае не оглядываться. И она говорила, чтобы мы
решались быстрее, потому что она больше не
прилетит за нами, — она прилетает только один
раз...»
Создается впечатление, что некая сила судьбы
человечества веками и тысячелетиями напоминает
каждую ночь людям о том, что их судьба может
сложиться совсем по-другому.
На самом деле то место в нас, куда направляет свое
сообщение эта сила, есть наша способность
соблазниться, и хотя действие этого сообщения
адресование нашему телу и памяти, та его часть которая
понимает его как соблазн есть наш ум. Со стороны
Силы это — единственный способ обмануть наш ум,
сделав его союзником, потому что он (ум) непреложно
любит соблазняться, как любой азартный игрок.
Сила большая, чем законы Слова и смерти, как бы
использует уловки и хитрости, чтобы нейтрализовать
избыток своевольного ума, строящего реальность
несравнимо более безрадостную и убогую, чем тайна,
сотворенная Ею.
Можно сказать, что за нашим рождением мы
начинаем просыпаться в судьбе после того, как
проглатываем, как рыбы, приманку, вслед за которой из
смутной и нечеткой непроявленности мы оказываемся в
полной и такой дикой ясности и твердости дня, — и
здесь ихтиология заканчивается, — для человеков здесь
впервые проявляется непосредственно телесная судьба,
—начинается Большое Приключение.
Веши, которая в этой аллегории обозначена как
приманка, соответствуют в жизни самые разнообразные
формы человеческого времени. Их обьединяет общее
назначение — соблазнить, т.е. посулить, пообещать что-
то лучшее, большее, выгодное, Иное, чем то, что уже
доступно, — позвать, выманить из привычного. Если
отвлечься от ассоциаций типа «соблазненная и
покинутая», то caмa способность человеков
соблазняться, побуждаться к действию поиска иного,
есть может быть, наиболее иррациональное и
таинственное их свойство. Это особенно ощутимо при
рассмотрении тех судеб, в которых что-то выманивает
людей из домов и положений, высоко ценимых в
обшестве, — что-то выманивает их туда, где
отсутствует «уют» и все остальное.?
Пирамида