потребностей.
Тот, кто возвращается из Другого — другим, — видит
как полнятся неизьяснимым светом предметы
«здешнего», и человек — один из них, так как форма
его не закончена. Сила, происходя через форму,
укрепляет форму, но Сила не есть форма: сила способна
изменяться, а форма — только умирать. Действительное
формы знает об этом, и это делает форму неподдельной,
— временной, неизьяснимо прекрасной и смертной.
«Вновь возвращаясь в ту дальнюю ночь на родину
летней проселочной дорогой, мимо озера, среди пологих
холмов и родников; в ту безлунную густозвездную ночь
с соловьиными брызгами мы возвращались домой.
Между нами и сквозь нас протекало время июля. Токи
нежности и свежести пронизывали время нашей
дороги, намагничивая наши тела шелковистой дрожью.
Время дорожной пыли беззвучно теплело псом сна.
Время придорожных трав перевернуто вниз небом, и с
нами вместе идет кто-то ещё и это были мы, и мы
шли с собою вместе, когда звезды оказались вокруг нас
и везде, как частицы тумана.
Капли света бесчисленно входили в наши тела и парили
внутри нас, как ослепительные поденки в столбе света
под фонарем, и они пролетали в нас, как пушинки в
пустоте меж холмов. Искорки звезд проникали в нашу
кровь, как электрические пузырьки,
и темно-золотой, стекающий с пустоты свет и
янтарный матовый свет тех, кто был с нами, словно
светильник за плечами освещал нам дорогу, и мы шли
дальше, и наши тела повлекло друг к другу, и дальше мы
шли обнявшись,
и пальцы мои под одеждой скользят по твоему
животу, и дальше наши тела исчезают и мы идем, как
гроздья созвездий, и пахнет ночной рекой, и дальше
пахнет разлукой, потому что нам с тобой по
тринадцать лет той дальней ночью, время которой
проросло сейчас и живет за звездами.»
ЧАСТЬ 3
СНЫ СУДЬБЫ И ФОРМЫ СУДЬБЫ.
ПУТИ УДАЧИ.
1
То трудно определимое, что именуется судьбой,
видимо, и есть основное действо каждой жизни. Это
действо не сводится и не обобщается просто в тот или
иной сюжет. Ибо бытийная ценность любой судьбы
определяется не столько сюжетом, сколько силой,
заключенной в неподдельном личном риске,
придающем умонепостижимый смысл и цену каждому
человеческому и другому живому существованию.
Те силы и твари, которыми грандиозно дышит грозовое
время перемены судьбы, поворота её хода, пугают наше
тело и жизнь своей, как нам кажется, несоразмерностью
с доморошенностью нашего существования. То, что
пугается в нас и боится в эти времена, оглушает
полноту нашего восприятия и заглушает нашу
способность различать действительно дурные предчув-
ствия разрушений живого и необходимого от
редкостных и невероятных движений к расцвету
уникально высоких возможностей нашей судьбы.
Невероятно трудно представить а тем более
практичным образом понять, к примеру, соотношение
генетического (видового), запрограмированного в генах
при выведении породы волей человека, внесенного
хозяином в процессе воспитания и собственно
индивидуального в действиях, составляющих судьбу
ньюфаундленда. Ещё труднее предположить понимание
преломления всех этих мотиваций в конкретной жизни
Арса.
Это вещи, не предположенные вычислению, а —
ощущаемые всем существом, и состоят они из решений
и действий, принимаемых и свершаемых также всем
существом.
«Во сне я увидел мужчину, навзничь лежащего на
земле. Он был мертв или почти мертв. Я как будто бы
знал его, но во сне боялся узнать. Недалеко от него так
же лежала собака, овчарка. Она вроде тоже была
мертва. Между ними двумя мерцала сфера величиной с
мяч, к ней шли светящиеся линии, как вены или артерии
из груди мужчины и собаки. Сам шар немного пуль-
сировал, как будто в нем билось сердце.
Может, это был мой дядя, которого я очень любил в
детстве, — он умер в расцвете сил при странных
обстоятельствах:
его нашли мертвым в лесу, недалеко от болота, и
никаких таких следов рядом с ним не было...»
Перемена судьбы может предчувствоваться и сниться
очень по-разному, нередко обретая пугающие
очертания. Сам же момент перемены, как правило,
ощущается как прерывание одной последователности и
обнаружение себя в другой, — как разрыв во времени.
Перемены судьбы бывают, как известно, обратимые и
необратимые.
«Во сне кто-то мне рассказывает о судьбе, в
которой железнодорожные пути, уходящие далеко
вправо к океану и через которые поддерживалась
Пирамида