цивилизация обитателей Яркенда и Кашгара, "которые
кажутся добродетельными и счастливыми". "Милосердные
небеса!" - восклицает с жаром честный автор, который сам
когда-то был священником универсалистом, - "не
допустите миссионеров в "счастливую" и языческую
Татарию!" [513]
С самых ранних дней христианства, когда Павел
укорял Коринфскую церковь за преступление, "какого не
слышно даже у язычников, что некто вместо жены имеет
жену отца своего"; и за то, что они превращают "Святую
Вечерю" в предлог для разврата и пьянства [1 Коринф., V,
1], - вероисповедание имени Христа всегда было более
предлогом, чем свидетельством возвышенных чувств.
Однако, правильное изложение этого абзаца следующее:
"Везде среди вас слышно о непристойных деяниях, таких
непристойных, как нигде среди языческих народов - даже
об овладении или женитьбе на жене отца". Кажется, что в
этих речах налицо персидское влияние. Такие деяния
"нигде среди народов" не происходили, за исключением
Персии, где они рассматривались особо похвальными.
Отсюда и возникновение еврейских повествований об
Аврааме, женившемся на своей сестре, о Нахоре - на
племяннице, об Амраме - на сестре своего отца, и о Иуде,
женившемся на вдове своего сына, чьи дети, кажется, были
законными. Арийские племена ценили эндогамные браки,
тогда как татарские и все варварские народы требовали,
чтобы все брачные союзы были эксогамными.
Был только один апостол Иисуса, достойный этого
имени, и этим апостолом был Павел. Как бы руки
догматиков ни исказили его "Послания", прежде чем
допустить их в Канон, - его концепцию о великой и
божественной личности философа, умершего за свою идею,
все еще можно проследить по его обращениям к различным
языческим народам. Только тот, кто захотел бы лучше его
понять, должен сначала изучить Логос Филона, порой
отражающий индусского Шабду (логоса) школы Миманса.
Что же касается других апостолов - тех, чьи имена
прикреплены к Евангелиям, то мы не можем по-настоящему
поверить в их достоверность, когда обнаруживаем, что они
приписывают своему Учителю чудеса, окруженные
обстоятельствами, записанными если и не в старейших
книгах Индии, то, по крайней мере, в таких, которые
намного опережают христианство, и притом в точности
соблюдая фразеологию этих преданий. Кто в дни своей
простой и слепой доверчивости не восхищался
трогательным повествованием в Евангелиях Марка и Луки
о воскрешении из мертвых дочери Иаира? Кто когда-либо
сомневался в его достоверности? И все же это
повествование скопировано целиком из "Хари-Пураны",
где оно числится среди чудес, приписываемых Кришне.
Мы переводим это с французской версии:
"Царь Ангашуна назначил обручение своей дочери, прекрасной
Калавати, с молодым сыном Вамадэвы, могущественного царя
Антарведи, по имени Говинда; обручение должно было совершиться с
большой пышностью.
Но когда Калавати забавлялась в роще со своими подругами, ее
укусила змея, и она умерла. Ангашуна разорвал на себе одежды,
посыпал себя пеплом и проклял день, когда он родился.
Вдруг говор пронесся по всему дворцу, послышались крики, тысячу
раз повторяющиеся: "Пация питарам; пация гурум!" "Отец! Учитель!"
Затем подошел Кришна, улыбающийся, упираясь на руку Арджуны...
"Учитель!" - закричала Ангашуна, бросаясь к его ногам и омывая их
слезами: "Посмотри на мою бедную дочь!" - и он указал ему на тело
Калавати, распростертое на циновке...
"Почему ты плачешь?" - ответил Кришна ласковым голосом. -
"Разве ты не видишь, что она спит? Прислушайся к звуку ее дыхания,
подобного вздоху ночного ветра, шелестящего листьями на деревьях.
Смотри, как на щеках ее возобновляется краска; веки трепещут на ее
глазах, точно собираются раскрыться; губы ее дрогнули, как будто она
хочет что-то сказать; она спит - я вам говорю; вот посмотрите! она
двигается, Калавати! Встань и иди!"
Едва Кришна это произнес, как дыхание, тепло, движение и жизнь
мало-помалу вернулись в труп, и юная девушка, повинуясь велению
полубога, встала со своего ложа и присоединилась к подругам. Но толпа
восхищалась и кричала: "Это бог, раз смерть для него не более чем
сон"".
Все такие притчи навязаны христианам с добавлением
догм, которые по своему чрезвычайному характеру
превосходят самые дикие концепции язычества. Христиане,
чтобы поверить в божество, нашли необходимым убить
своего Бога, чтобы сами могли жить!
И теперь Верховным, непознаваемым, Отцом
благоволения и милосердия и его небесной иерархией
церковь распоряжается точно они являются театральными
звездами и статистами, получающими жалование! За шесть
веков до христианской эры Ксенофан разделался с таким
антропоморфизмом бессмертной сатирой, записанной и
сохраненной Климентом Александрийским:
"Есть над богами всеми единый Бог, божественнее смертных,
Чья форма не похожа на человеческую, как не похожа и его природа;
Но смертные напрасно возомнили, что боги им подобно рождены,
С человеческими чувствами, и голосом, и членами телесными;
Так львы или волы, когда б имели руки и уменье, подобно человеку,
Ваять резцом иль кистью отразить их представление о Боге,
То львы богам придали б сходство с львами, волы - с волами,
Каждый наделил бы божественное формой и натурой, присущей им
самим".
И послушайте Вьясу - индийского поэта пантеиста,
который, судя по тому, что доказывают ученые и как
считает Жаколио, жил приблизительно 15 тысяч лет тому
Пирамида