нями критики самого смиренного и скромного из авторов
за то, что он целиком отвергнет авторитет и того и дру-
гого из этих сражающихся? Не обязаны ли мы принять за
истину афоризм нашего века, провозглашенный Горацием
Грили:
"Я не признаю безоговорочно взглядов ни одного человека, ни жи-
вого ни мертвого".[2]*
Таков, во всяком случае, будет наш девиз, и мы хотим
руководствоваться этим принципом на протяжении всего
этого труда.
Среди многих необычных ростков нашего века стран-
ное вероучение так называемых спиритуалистов возникло
среди разваливающихся остатков религий самозваного
откровения и материалистических философий; и пока что
оно одно предоставляет последнее прибежище компромис-
су между двумя. Что этот неожиданный дух дохристиан-
ских времен был встречен нашим трезвым и позитивным
веком не очень гостеприимно, - этому нечего удивляться.
Времена странно изменились. И совсем недавно хорошо
известный бруклинский проповедник очень кстати указал в
своей проповеди, что если бы Иисус мог снова появиться
на земле и вел бы себя на улицах Нью-Йорка так, как вел
себя на улицах Иерусалима, он бы очутился в заключении
в тюрьме. Какого же рода встречу мог тогда ожидать
cпиритуализм? Правда, этот вещий чужеземец на первый
взгляд не выглядит ни привлекательным, ни многообе-
щающим. Уродливый и неприглядный, подобно ребенку от
семи нянек, он выходит из своего раннего детства хромой и
искалеченный. Его врагам имя легион; друзей и защитни-
ков у него горсточка. Но что из этого? Когда же истину
принимали сразу a priori? То, что приверженцы спири-
туализма в своем фанатизме преувеличивали его качества и
остались слепыми к его несовершенствам, - это не дает
основания, чтобы сомневаться в его реальности. Подделка
невозможна, когда нечего подделывать. Сам фанатизм спи-
ритуалистов является доказательством подлинности и воз-
можности их феноменов. Они дают нам факты, которые мы
можем исследовать, а не утверждения, которым мы должны
верить без доказательств. Миллионы разумных мужчин и
женщин не могут легко поддаться коллективным галлюци-
нациям. Итак, пока духовенство, придерживаясь своих
собственных толкований Библии, и наука, считающаяся
только со своим самодельным Кодексом возможного в
природе, - отказываются даже выслушивать спиритуали-
стов, - истинная наука и истинная религия молчат и с
серьезным вниманием ожидают дальнейшего.
Весь вопрос о феноменах покоится на правильном по-
нимании старых философий. Куда же мы должны обра-
титься в своем недоумении, как не к древним мудрецам,
если под предлогом суеверия современная наука отказывает
нам в объяснении? Давайте спросим их, что они знают об
истинной науке и религии; не будем касаться подробно-
стей, но во всей широте понимания этих истин-близнецов,
таких сильных в единении и таких слабых, когда разрозне-
ны. Кроме того, нам может быть выгодно сравнение этой
хваленой современной науки с древним невежеством, усо-
вершенствованной современной теологии с "Тайной док-
триной" древней универсальной религии. Может быть,
таким образом мы откроем нейтральную почву, откуда мы
сможем извлекать пользу из обоих.
Только философия Платона, будучи тонко разработан-
ным компендиумом трудно понимаемых систем старой
Индии, может предоставить нам эту нейтральную почву.
Хотя прошло двадцать два века с четвертью со смерти Пла-
тона, - великие умы мира все еще заняты изучением его
писаний. Он был в самом полном смысле этого слова ми-
ровым истолкователем. И этот величайший философ дох-
ристианской эры верно отражал в своих сочинениях духов-
ность ведийских философов, живших тысячи лет до его
самого, - верно отражал их метафизические выражения.
Можно обнаружить, как Вьяса, Джаймини, Капила, Ври-
хаспати, Сумати и многие другие, несмотря на разделяю-
щие века, оставили свою неизгладимую печать на трудах
Платона и его школы. Таким образом, обеспечен вывод,
что Платону и древним мудрецам Индии одинаково была
открыта одна и та же мудрость. И если эта мудрость могла
пережить такой удар времени, - то какою же эта мудрость
может быть, как не божественной и вечной?
Платон учил, что справедливость существует в душе ее
обладателя и составляет его величайшее благо.
"Люди, пропорционально своему разуму, признали ее (справедли-
вости) трансцендентальные требования"
Все же комментаторы почти единодушно уклоняются
от каждого абзаца, свидетельствующего, что его метафизи-
ка обоснована на прочном фундаменте, а не на идеальных
концепциях.
Но Платон не мог принять философию, лишенную ду-
ховных устремлений; у него эти два всегда составляли од-
но. Ибо для старого греческого мудреца существовала
только одна единая цель - реальное знание. Он считал,
что только тот является настоящим философом или изу-
чающим истину, кто обладает знанием о реально-
существующем, в противоположность тому, что прибывает
и убывает, что развивается и уничтожается попеременно.
"За всеми конечными существованиями и второстепенными при-
чинами, всеми законами, идеями и принципами существует РАЗУМ или
УМ [???? , nous. дух], первый принцип изо всех принципов, Верховная
Идея, на которой основаны все другие идеи; Монарх и Законодатель
вселенной; единая субстанция, от которой все вещи получили свое нача-
ло и сущность, первопричина всего порядка и гармонии, красоты, пре-
Пирамида