длительности. Но вернемся к чудесам Тибета.
Говоря о картинах, одна, описанная Хаком как
висящая в некоем ламаистском монастыре, может
справедливо быть признана наиболее чудесной из всех
существующих. Эта картина на простой парусине безо
всякого присоединенного к ней механизма, о чем на досуге
может убедиться каждый посетитель. На ней изображен
залитый лунным светом ландшафт, но эта луна не бездвижна,
ни мертва; как раз наоборот, ибо, по словам аббата Хака,
можно сказать, что она живой двойник самой луны,
освещающий картину. Этот двойник повторяет каждую фазу,
каждое движение нашего сателлита.
"Вы видите на картине эту планету в виде полумесяца, серпа или
полной луны, ярко сияющей, прячущейся в тучу и опять
выглядывающей из нее в точности, как ее небесная сестра. Одним
словом, наиболее точная и сияющая репродукция бледной королевы
ночи, которой в старину поклонялось так много людей".
Когда мы думаем об удивлении, которое неизбежно
испытал бы один из наших самодовольных академиков при
виде такой картины - и она ни в коем случае не
единственная, ибо имеются они и в других частях Тибета, а
также в Японии, причем представляющие движение
солнца - когда мы думаем о его затруднительном
положении, ибо он знает, что если он рискнет рассказать
голую правду об этом своим коллегам, то судьба, вероятно,
уподобится судьбе бедного Хака, и его выбросят из кресла
академика как лжеца и сумасшедшего, мы не можем не
вспомнить анекдот о Тихо Браге, рассказанного
Гумбольдтом в его "Космосе" [308, т. II, с. 168].
"Однажды вечером", - говорит великий датский астроном - "я
по привычке своей рассматривал небесный свод и, к моему
неописуемому удивлению, увидел близко к зениту, в Кассиопее,
сияющую звезду необычайного размера. Пораженный удивлением, я не
знал, верить или не верить моим собственным глазам. Некоторое время
спустя я узнал, что в Германии ломовые извозчики и прочие люди
низших классов неоднократно предупреждали ученых, что на небе
можно будет наблюдать великое явление, что доставило и газетам, и
публике еще раз возможность высмеивать ученых, которые в некоторых
случаях в прошлом не сумели предсказать появление комет".
Со дней самой отдаленной древности было известно,
что брахманы обладали удивительными познаниями во
всякого рода магии. От Пифагора, первого философа,
который учился мудрости у гимнософистов, и Плотина,
который был посвящен в тайну, как соединить себя с
божеством через отвлеченное созерцание, вплоть до
современных адептов было хорошо известно, что земля
брахманов и Гаутамы Будды есть та страна, где следует
искать источники "сокровенной" мудрости. Будущим векам
предстоит открыть эту великую истину и принять ее, как
таковую, тогда как теперь она унижена и считается низким
суеверием. Что было сделано каким-либо, даже из самых
великих наших ученых, чтобы изучить Индию, Тибет и
Китай до последней четверти нынешнего века? Наиболее
неутомимый ученый Макс Мюллер рассказывает нам, что
до этого ни один подлинный документ по буддийской
религии не был доступен европейскому филологу; что
пятьдесят лет тому назад "не было ни одного ученого,
который мог бы перевести строку из Вед, строку из "Зенд-
Авесты" или строку из буддийской "Трипитаки", не говоря
уже о других диалектах и языках. И даже теперь, когда в
распоряжении науки имеются различные священные
тексты, то, что она имеет, представляет очень неполные
издания этих трудов, и у нее нет абсолютно ничего из
сокровенной священной литературы по буддизму. И то
немногое, чем завладели наши ученые санскритологи,
которое Макс Мюллер сперва назвал "джунглями
религиозной литературы - превосходнейшим убежищем
для лам и далай-лам", начинает проливать слабый свет на
изначальную темноту. Мы находим, что этот ученый
констатирует, то, что на первый взгляд, брошенный в
лабиринт религий мира, казалось сплошною тьмою,
самообманом и тщетой начинает принимать другую форму.
"Кажется унижением самого имени религии", - пишет он, -
"применение его к дикому бреду индийских йогов или к явному
кощунству китайских буддистов... Но если мы медленно и терпеливо
пробираемся вперед в темноте, нам кажется, что наше зрение как бы
расширяется, и мы начинаем различать мерцание света там, где сперва
все было тьмою".
В качестве иллюстрации о том, как мало компетентно
было поколение, непосредственно нам предшествующее,
чтобы судить о религиях и верованиях несколько сотен
миллионов буддистов, брахманистов и парсов, пусть
исследователь ознакомится с объяснением о научном труде,
опубликованном в 1828 году профессором Данбаром,
первым ученым, взявшимся доказать, что санскритский
язык произошел от греческого языка. Он появился под
следующим заглавием:
"Исследование структуры и родства греческого и латинского
языков; с выбранными параллелями из санскрита и готики; с
приложением, в котором предпринята попытка доказать
ПРОИСХОЖДЕНИЕ САНСКРИТА ОТ ГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА. Джордж
Данбар, профессор греческого языка в Эдинбургском университете.
Цена 18 $."
Если бы Максу Мюллеру было суждено упасть с неба в
то время с его нынешними познаниями в среду ученых того
времени, то нам хотелось бы собрать эпитеты, какими
ученые академики стали бы награждать дерзновенного
новатора, который, классифицируя языки генеалогически,
говорит:
"Санскрит, по сравнению с греческим и латинским, является их
Пирамида