по себе также и беспредельное [2] или еще что-то в этом
роде есть элемент), а в другом смысле нет: ведь существо
огня и существо элемента не одно и то же, а как
определенная вещь и естество элемент есть огонь; слово
же "элемент" обозначает нечто привходящее для огня, а
именно что что-то возникает из него как из первоосновы.
То же можно сказать и о причине, и о едином, и обо всем
подобном им. Поэтому и быть единым - значит быть
неделимым именно как определенным нечто и существующим
отдельно либо пространственно, либо по виду, либо в
мысли; иначе говоря, это значит быть целым и неделимым,
а скорее всего быть первой мерой для каждого рода,
главным образом для количества; ведь отсюда [это
значение единого] перешло на другие [роды сущего]. Мера
есть то, чем познается количество; а количество как
таковое познается или через единое, или через число [3]
а всякое число - через единое, так что всякое количество
как таковое познается через единое, и то первое, чем
познаются количества, есть само единое; а потому единое
есть начало числа как такового. Отсюда и во всех
остальных областях мерой называется то первое, чем
каждая вещь познается, и для каждого мерой служит единое
- в длине, в ширине, в глубине, в тяжести, в скорости
("тяжесть" и "скорость" одинаково применимы к
противоположностям, ибо каждая из них имеет двоякое
значение; так, тяжесть приписывается и тому, что имеет
хоть какой-либо вес, и тому, что имеет чрезвычайно
большой вес, а скорость - и тому, что совершает хоть
какое-либо движение, и тому, что движется чрезвычайно
быстро: ведь есть некоторая скорость и у того, что
движется медленно, а тяжесть - у более легкого).
Так вот, во всех этих случаях мерой и началом служит
нечто единое и неделимое, ибо и при измерении линий мы
как неделимой пользуемся линией величиною в одну стопу:
всюду в качестве меры ищут нечто единое и неделимое, а
таково простое или по качеству, или по количеству. А где
представляется невозможным что-то отнять или прибавить,
там мера точна (поэтому мера числа самая точная: ведь
единица принимается как нечто во всех отношениях
неделимое); а во всех остальных случаях стараются брать
эту меру как образец: у стадия, у таланта и вообще у
того, что покрупнее, бывает менее заметно, когда что-то
прибавляют к ним или отнимают от них, чем у величины
меньших размеров. Поэтому все делают мерой то, что как
первое по свидетельству чувственного восприятия не
допускает [такого прибавления или отнятия],- и для
жидкого и сыпучего, и для имеющего тяжесть или величину,
и полагают, что знают количество, когда знают его с
помощью этой меры. Равным образом и движение измеряют
простым и наиболее быстрым движением, так как оно
занимает наименьшее время; поэтому в учении о небесных
светилах за начало и меру берется такое единое (а
именно: в основу кладется равномерное и наиболее быстрое
движение - движение неба, и по нему судят обо всех
остальных), в музыке-четверть тона (так как она
наименьший тон), а в речи-отдельный звук. И все это -
единое не в том смысле, что оно обще им всем, а в
указанном выше смысле [4]
Мера, однако, не всегда бывает одна по числу; иногда
мер больше, например: имеется два вида четверти тона,
различающиеся между собой не на слух, а своими числовыми
соотношениями [5] и звуков, которыми мы производим
измерение, несколько, а также диагональ квадрата и его
сторона измеряются двоякой мерой, равно как и все
[несоизмеримые] величины. Таким образом, единое есть
мера всех вещей, потому что мы узнаем, из чего состоит
сущность, когда производим деление либо по количеству,
либо по виду. И единое неделимо потому, что первое в
каждом [роде вещей] неделимо. Однако не все единое
неделимо в одинаковом смысле, например стопа и единица:
последняя такова во всех отношениях, а первую надо
относить к тому, что неделимо лишь для чувственного
восприятия, как это было уже сказано: ведь, собственно
говоря, все непрерывное делимо.
Мера всегда однородна с измеряемым: для величин мера -
величина и в отдельности для длины - некоторая длина,
для ширины - ширина, для звука - звук, для тяжести -
тяжесть, для единиц - единица (именно так это надо
принять, а не говорить, что мера чисел есть число;
правда, это было бы необходимо, если бы отношение [6]
здесь было такое же, [как и в других примерах]; но дело
в том, что требование здесь неодинаковое, а такое, как
если бы кто требовал, чтобы мерою единиц были единицы, а
не единица; число [7] же есть некоторое множество
единиц).
По той же самой причине мы называем также знание и
чувственное восприятие мерою вещей, а именно потому, что
мы нечто познаем при посредстве их, хотя они скорее
измеряются [8], чем измеряют. Но с нами получается так,
как будто кто-то другой измеряет нас, и мы узнаем свой
рост благодаря тому, что столько-то раз прикладывают к
нам меру длины - локоть. Протагор же говорит: "Человек
есть мера всех вещей", что равносильно тому, как если бы
он сказал: "человек знающий" или "воспринимающий
чувствами" [есть мера всех вещей], а они - потому, что
обладают: один - чувственным восприятием, другой -
Пирамида