Гонит людей, как стада...
Посохом гонит железным...
- Боже! Бежим от Суда!
Теперь эта способность обогатилась новым опытом, но
опытом, связанным только с демоническими мирами. Поэтому мы не
найдем у Блока никаких пророчеств о грядущем Свете, об
отражении Звенты-Свентаны в исторической действительности
будущих эпох, о Розе Мира, о золотом веке человечества. Но
страшное стихотворение "Голос из хора" рисует далекую грядущую
эпоху: ту, когда после господства Розы Мира над всем
человечеством придет величайший враг и ее и всякой духовности,
- тот, кого Гагтунгр выпестывает столько веков.
И век последний, ужасней всех,
Увидим и вы и я.
Все небо скроет гнусный грех,
На всех устах застынет смех,
Тоска небытия...
Весны, дитя, ты будешь ждать -
Весна обманет.
Ты будешь солнце на небо звать -
Солнце не встанет.
И крик, когда ты начнешь кричать,
Как камень, канет...
Но исторической и метаисторической развязки всемирной
трагедии первого зона ему не дано было знать: этого утешения он
лишил себя сам своими падениями, замглившими его духовные очи
ко всему, что исходило от Высот, а не от бездны.
После "Земли в снегу" он прожил еще двенадцать лет. Стихи
рождались все реже, все с большими интервалами - памятники
опустошенности и поздних, бессильных сожалений. А после "Розы и
креста" и художественное качество стихов быстро пошло под
уклон, и за целых пять лет ни одного стихотворения, отмеченного
высоким даром, мы не найдем у Блока. В последний раз угасающий
гений был пробужден Великой Революцией. Все стихийное, чем было
так богато его существо, отозвалось на стихию народной бури. С
неповторимостью починной гениальности были уловлены и воплощены
в знаменитой поэме "Двенадцать" ее рваные ритмы, всплески
страстей, клочья идей, вьюжные ночи переворотов, фигуры,
олицетворяющие целые классы, столкнувшиеся между собой,
матросский разгул и речитатив солдатских скороговорок. Но в
осмыслении Блоком этой бунтующей эпохи спуталось все: и его
собственная стихийность, и бунтарская ненависть к старому,
ветхому порядку вещей, и реминисценции христианской мистики, и
неизжитая любовь к "разбойной красе" России - Велге, и смутная
вера, вопреки всему, в грядущую правду России - Навну. В итоге
получился великолепный художественный памятник первому году
Революции, но не только элементов пророчества - хотя бы просто
исторической дальновидности в этой поэме нет. "Двенадцать" -
последняя вспышка светильника, в котором нет больше масла; это
отчаянная попытка найти точку опоры в том, что само по себе
есть исторический Мальстрем, бушующая хлябь, и только; это -
предсмертный крик.
Смерть явилась лишь через три с половиной года. Душевный
мрак этих последних лет не поддается описанию. Психика уже не
выдерживала, появились признаки ее распада. Скорбут сократил
мучения, точнее - тот вид мучений, который присущ нашему
физическому слою. Блок умер, не достигнув сорокадвухлетнего
возраста. Впрочем, еще при жизни многие, встречавшие его,
отзывались о нем как о живом трупе
Я видел его летом и осенью 1949 года. Кое-что рассказать
об этом - не только мое право, но и мой долг. С гордостью
говорю, что Блок был и остается моим другом, хотя в жизни мы не
встречались, и когда он умер, я был еще ребенком. Но на
некоторых отрезках своего пути я прошел там же, где когда-то
проходил он. Другая эпоха, другое окружение, другая
индивидуальность, отчасти даже его предупреждающий пример, а
главное - иные, во много раз более мощные силы, предохранили
меня от повтора некоторых его ошибок. Я его встречал в
трансфизических странствиях уже давно, много лет, но утрачивал
воспоминание об этом. Лишь в 1949 году обстановка тюремного
заключения оказалась способствующей тому, что впечатления от
новых ночных странствий с ним вторглись уже и в дневную память.
Он мне показывал Агр. Ни солнца, ни звезд там нет, небо
черно, как плотный свод, но некоторые предметы и здания
светятся сами собой - все одним цветом, отдаленно напоминающим
наш багровый. Я уже два раза описывал этот слой; во второй раз
- в четвертой части этой книги; снова напоминать этот жуткий
ландшафт мне кажется излишним. Важно отметить только, что
неслучайно мой вожатый показывал мне именно Агр: это был тот
слой, в котором он пребывал довольно долгое время после
поднятия его из Дуггура. Избавление принес ему Рыцарь-монах, и
теперь все, подлежащее искуплению, уже искуплено. Испепеленное
подземным пламенем лицо его начинает превращаться в
просветленный лик. За истекшие с той поры несколько лет он
вступил уже в Синклит России.
* КНИГА XI. К МЕТАИСТОРИИ ПОСЛЕДНЕГО СТОЛЕТИЯ *
ГЛАВА 1. ВОЦАРЕНИЕ ТРЕТЬЕГО ЖРУГРА
Заканчивая книгу о метаистории Петербургской империи, я
сопоставил между собой две исторические фигуры, характеры и
облики которых столь различны, что сопоставлять их как-то не
принято. Однако исторические роли их не только сопоставимы, но
даже являются, в какой-то мере, одна вариантом другой: они
имеют идентичное значение, каждая - для своего цикла эпох. Обе
они знаменовали собой зенит мощи русских уицраоров, вступление
Пирамида