есть никакими метаисторическими силами не выпестованный
ребенок, ничего исключительного из него все-таки не получилось
бы. Но при врожденной гениальности, то есть при выработанной
еще ранее силами демиурга и кароссы повышенной способности к
восприятию инспирации посланного ему даймона, - условия села
Преображенского доформировали, дошлифовали это человекоорудие.
Подобное телеологическое рассмотрение могло бы быть
применено к биографии любого человека, принадлежащего к числу
родомысюв, гениев, праведников, при одном условии: при
достаточном количестве биографических сведений, находящихся в
нашем распоряжении.
В чем же состояла историческая задача Петра 1, поскольку
эта задача указывалась демиургом?
Насколько можно отслоить в личности и деяниях Петра эту
задачу от воздействий уицраора и насколько она вообще выразима
в человеческих понятиях, задача эта обрисовывается в следующем
виде:
России суждена всемирная миссия, смысла которой императору
не дано знать. Он должен быть уверен лишь в одном: в ее мировом
характере. Его персональная задача сводится к тому, чтобы
повернуть сверхнарод на путь, ведущий из прозябания в
национальной замкнутости на простор общечеловеческого
становления. При этом народ русский надлежит ввести в круг
передовых народов не в качестве чьего-либо сателлита или
младшего исторического партнера, а в качестве великой державы,
которую другие народы вынуждены будут принимать всерьез с
самого начала. Такой поворот возможен только при условии, если
Россией будут восприняты объективно передовые начала соседней,
старшей культуры, ибо эта культура - одна из двух, сумевших
расторгнуть аристократически сословную ограниченность внутри
себя и локальную изолированность - по отношению к остальному
миру. Для того же, чтобы такой переворот был осуществлен и
результаты его прочны, требуется полное преобразование внутри:
оно упразднит боярство как правящую группу, показавшую свою
неспособность быть на уровне исторических задач, и передаст
ведущую роль дворянству и среднему классу. Почему не
духовенству, не крестьянству? Потому не духовенству, что
господство в государстве этого последнего привело бы к
торжеству эгрегора православия и, в конечном счете, к
иерократической деспотии, наиболее косной из всех деспотий. Не
крестьянству же - потому, что крестьянство было самым отсталым
из всех классов и ему еще веками следовало оказывать помощь,
прежде чем оно смогло бы принять положительное участие в
государственном и социальном творчестве.
Здесь невозможно подробное рассмотрение вопроса о том, в
какой мере историческая деятельность Петра отвечала этому
заданию. Но возможно и необходимо другое: указать на смысл
второй инвольтации, как бы прослаивавшейся между инвольтацией
демиурга и личностью императора и придававшей деятельности
последнего характер, не всегда и не во всем отвечавший желаниям
Яросвета.
Эта инвольтация демона государственности обращалась на
некоторые свойства характера и темперамента Петра, а в иных
случаях - на свойства его рассудка. При этом она искажала ход
его мысли и действий в той мере, в какой этот ход не был
свободен от воздействия этих самых черт характера, темперамента
и рассудка.
Жругр заботливо потрудился над тем, чтобы внедрить в
родомысла свою тираническую тенденцию. Ему удалось в целях
этого переразвить суровую твердость, необходимую и неизбежную в
положении Петра, в неумолимость, внутреннюю свободу от
авторитета - в свирепую лютость ко всяким авторитетам прошлого,
прямолинейную преданность своей идее - в ненависть ко всему,
что ему казалось бесполезным, то есть чего нельзя было обратить
на пользу его идее, а стихийный размах - в бесконтрольную
чувственность и непомерную грубость. Ирония переросла в
склонность к глумлению. Утилитарность мышления выхолостила
эстетическое начало натуры, введя его в два русла: русло
артистического отношения к ремеслам и русло ремесленного
отношения к искусствам. А в проявлениях жестокости стал порою
различаться явно садистический оттенок.
Из этих качеств проистекли те промахи государственной
мысли, которые привели Петра к деяниям, с точки зрения
метаистории - а, пожалуй, также и истории - ошибочным и
вредным: к неоправданной ничем жестокости в отношении бояр,
стрельцов, раскольников, собственного сына, а главное -
собственного народа, приносившего замыслам своего царя жертвы
мало сказать огромные, но даже иногда не вызывавшиеся
необходимостью; к слепому непониманию настоятельнейшей
исторической потребности - обеспечить рост, а позднее и ведущую
роль среднего класса, - ошибка, имевшая для будущею воистину
роковые значение; к насилиями над церковью, в результате
которых она после Петра оказалась, по выражению позднейших
мыслителей, в параличе, а при третьем уицраоре дошла до такого
низкопоклонства перед собственным врагом, какое в любую другую
эпоху показалось бы совершенно неправдоподобным; к
пренебрежению интересами крестьянства, что повлекло за собой
упрочение крепостного строя и на века затормозило культурное
развитие основного по численности класса российского общества;
и, наконец - к воцарению в стране той атмосферы террора,
обесценения человеческой жизни и неуважения к личности, которая
надолго пережила Петра и сделалась атрибутом самодержавия в
ряде последующих эпох.
Как грандиозна ни была фигура этого императора и сколь
провиденциально необходимой ни являлась его деятельность, но
двойственность инвольтации, воспринятых его бушующим сердцем,
богатырской волей и дальновидным, но утилитарным умом,
превратила родомысла в двойственное существо, перед которым
врата Синклита оказались закрытыми.
Трудно найти более разительную противоположность между