к тому, чтобы порешили старички, сколько собирать с каждого двора пятаков на
молебен и когда подымать иконы. Поднялась вся деревня на ноги, как один человек:
за суетились и заспорили промеж себя бабы, как принимать иконы, чем
ублаготворять духовных: надо печь пироги—на голодное их не примешь. Запрягли
мужички лошадей в телеги — ехать за вином да сладкой наливкой. Двое выборных
ушли звать на мольбу батюшку-священника со всем причтом, посулили плату за общий
молебен, да в особину, по гривне с дома; пообещали при слать за духовным
подводу.
В назначенный день поднялись ранехонько: еще и звону в селе не было слышно.
Натощак (не только никто ничего не ел, а даже воды не пил) отправились все,
конечно, одетыми во все лучшее и чистое, отстаивать заутреню и обедню. После нее
станут вынимать те иконы, которые укажет батюшка. Церковный фонарь принимает
Старостин сын; больших херувимов (хоругви) берут молодые ребята, на очередь
промеж собою. Иконы нести охотятся все бабы, а потому надо устанавливать
порядок: наиболее чтимую икону понесет та девица, которая побойчее всех и
покрасовитее; остальные иконы, по двое на каждую, принимают на руки, обернутые
платками или полотенцами, другие бабы и несут, приложивши одним краем к плечам.
Никаких разговоров богоносцам на все это время не дозволяется, и даже сельские
колокола мешают тому, не переставая звонить вовсю, пока крестный ход можно
видеть с колокольни.
В деревне, на площадке около колодца, уже все приготовлено и место
излажено: вынесен стол, покрытый чистой скатертью, и поставлено на нем блюдо под
святую воду; подставлены чистые скамьи под иконы. Учительница наладила умелых
девиц, к ним пристали чернички — составился хор. Когда, во время водосвятного
молебна, запели из канона: "Даждь дождь земле жаждущей, Спасе!"— все пали на
колена и на лицах молящихся, как в зеркале, отразилась вся гнетущая тоска от
напряженных и несбывающихся надежд на благодатные теплые дождички.
С деревенской площадки иконы несут в поле "на зеленя" и, если попадается по
дороге родник или хотя бы и высохший колодец, тут останавливаются и снова поют
молебен, как бы вызывая иссякшую воду на знакомое старое место. Отдельные,
частные молебны продолжаются по особым приглашениям в домах, и, когда все они
окончатся, в более просторной избе начинается подкрепление сил и затем полное
угощение в складчину досыта допьяна, чтобы искренне, от души, выговорилась
благодарность: "За хлеб, за соль, за лапшу, за кашу, за милость вашу", во всяком
случае, главная цель достигнута: пришли на мольбу в благоговейном настроении—
разошлись успокоенными, с надеждою на милость божию.
III
Мать-сыра земля
Третья, по старинному счету, мировая стихия — земля почтена наивысшим
хвалебным эпитетом: с незапамятных времен называлась матерью и у всех
народов, а в том числе и у русских, была возведена на степень божества.
Впрочем, наши дни от былого почета остались лишь обезличенные признаки
и потускнелые следы древнего богопочтения, да и то в приметно меньшем
количестве, чем по отношению к огню и воде. Но тем не менее, по народному
убеждению, и самая святость целебных родников и колодцев главным образом зависит
того, что исходят они непосредственно из благодатных и неисчерпаемо богатых
недр матери-сырой земли. По всеобщему верованию, самая стихия эта настолько
свята и чиста, что не держит в себе ничего нечистого и в особенности
враждебного людям. Лихих недоброхотов, в виде ведьм и колдунов, земля "не
принимает", и до сих пор требуются особые обряды, чтобы прекратить выход из
могил этого сорта покойников и посещение и живых людей и заветных мест. Даже тот
умерший, труп которого долгое время не разлагается, по народным понятиям,
несомненно, был при жизни великим грешником, потому что он "не изготовляется к
погребению в сырой земле". И напротив, если новорожденный ребенок выделяется
весом тела от прочих детей, то он не жилец на божьем свете, его "тянет" к себе
земля. Вся нечистая дьявольская сила, от крестного знамения и воскресной молитвы
проваливается не иначе как "сквозь землю", оскверняя святости земных
недр и т. п. 87
Связь человека с землей устанавливается и Священным писанием: "Всяк человек
— земля есть и в землю отыидет". Ту же мысль выражает и пословица: "Сверх земли
не положат даже нищего и бездомного". Саженку вдоль да полсаженки поперек — для
каждого полагается обязательным. А затем вся та земля, куда схоронены кровные и
близкие, называется родительскою и считается священною: она могущественна до
такой степени, что горсточка ее, взятая с самих могил, укрывающих заведомо
добродетельных людей, спасет всех родичей, оставшихся в живых, от всяких бед и
напастей. Почти такой же силой обладает и вообще родная земля. Вот что
свидетельствует на этот счет наш орловский корреспондент:
"2-го августа 1897 года, из села Яковлева (Орловский уезд) отправились на
переселение в Томскую губернию 24 семейства, и каждая семья взяла с собой
несколько горстей родной земли.
— Может случиться,— говорил один из переселенцев,— что на новом месте мы
попадем на такую воду, которая для питья не годится, так мы положим в воду нашу
землю, вода и станет вкусной".
Сверх того, родную землю зашивают в сумочку с ладаном (называется вообще
"ладанкой") и носят с шейным крестиком, в уверенности, что этим способом можно
избавиться от тоски по родине. Но вера в целебное свойство родной земли почти
повсюду исчезла, сохранившись только у тяжелых на подъем вологжан и олончан,
живущих в глухих окраинах северных губерний. Приезжая на чужбину, эти люди
(особенно в тех случаях, когда прибывший намеревается остаться здесь на более
или менее продолжительное время) высыпают на землю горсть родного песку и,
ступая по нему, приговаривают: "По своей земле хожу". При этом они твердо верят,
что, "если захватишь с собой родной земли, тебе заздоровится, не будешь болеть и
скучать по родине". В этих глухих местах уверенность в силе родной земли
настолько велика, что к подобного рода приемам прибегают даже богомольцы,
отправляющиеся к киевским или соловецким угодникам: доведется помереть — товарка
не откажет закрыть глаза и посыпать на них "родной землицы". У матерей нет
большего горя, как известие, что их сыновья, умершие на чужбине, не запаслись
родной землицей и похоронены без нее 88. У таких людей до сих пор нет божбы
страшней заклятия: "Не видать мне сырой земли" — и вернее врачебного средства —
как "прощанье" с землей на том самом месте, где случилась какая-нибудь беда или
внезапная болезнь, например, вроде болезненного припадка от неведомой причины,
известного под неопределенным названием "притки". На то место, где притекла
"притка", ходят "прощаться" на девяти вечерних и девяти утренних зорях.
Становятся лицом на восток и говорят заклятие, причем, так как "притка" является
наказанием за какую-нибудь вину, то и самое заклятье носит характер извинения:
"Прости, мать-сыра земля, в чем я тебя досадил!" После каждого причета дуют и
плюют через правое плечо и кланяются в землю. Но плюют только "примерно", так
как в тех местах, где "прощаются", плевать на землю вообще считается большим
Пирамида