— Ох, брат, погуляю я на той неделе! — говорит один.
— А разве тебе плохо?
— Чего хорошего: печь затапливают — ругаются, вечерние огни затепливаются —
опять бранятся...
— Ну, гуляй, если надумал, только моего колеса не трогай. Мои хозяева
хорошие: зажгут с молитвой и погасят с молитвой.
Не прошло недели, как один двор сгорел, а чужое колесо, которое валялось на
том дворе, осталось целым"70.
Когда на Руси появилось христианство, оно хотя и ломало коренные народные
обычаи, но в то же время зорко присматривалось к наиболее упрочившимся
предрассудкам и старалось осторожно обходить их. Поэтому и огонь, издревле
почитаемый русскими людьми, оно приняло под свое священное покровительство.
Провозвестники нового учения оценили в огненной стихии ее очистительное начало
и, угождая всеобщим верованиям, признали в нем освященную силу. В таком смысле
внесли слово "огонь" и в молитвенные возношения, поставив его, с изумительным
дерзновением, неизмеримо высоко: наравне с фарами св. Духа. Несколько веков
стояло это слово в церковных требниках не на своем месте и произносилось в
возгласах при освящении воды в навечерие Богоявления: "Сам и ныне Владыко,
святив воду сию Духом Твоим Святым и огнем", пока не догадались, что это явная и
грубая ошибка, противная коренному смыслу христианского вероучения. Так было до
626 года, когда духовному люду привелось твердо убедиться в том, что этого
придатка нет в тех греческих богослужебных книгах, с которыми приведены все
"обиходы" церковные. Поэтому в богатых церквах ведено было отобрать те требники
и заменить их исправленными, а в бедные приходы, которым было не по силам
покупать новые и дорогие книги, приказано было ехать поповским старостам
(нынешним благочинным) и то предательское слово зачернить, замазать, заклеить
бумажкой, самим же священникам указом предписано этого "прилога не говорить".
Указ был исполнен в точности, без всякого прекословия, и только не налаживалось
дело у стариков священников, которые по закоренелой привычке продолжали говорить
это слово и, спохватившись, оправлялись и досадовали на себя, делая беспокойные
телодвижения. Кончилось тем, что на эти случаи свидетели поповских неудач
приладили к старой оговорке новый "прилог"— стали говорить: "грех да беда кого
не живет — огонь и попа жжет". И кроме того, шутки ради, стали укорять виноватых
в обмолвках попов при честном народе: "На воду глядит, а про огонь говорит".
Справедливость требует, однако, заметить, что далеко не везде исправление
священных книг окончилось столь мирным и безобидным образом. В центре России оно
вызвало недовольство, и в Москве, например, исключение из молитвы лишнего слова
произвело неожиданное смятение. Из скромных келий монастырских дело книжных
правщиков вынесено было на шумные городские площади и попало на суд и осуждение
всякого праздного сброда, а старое и ненужное слово заступились убежденные
суеверные люди, которые населяли окрестные городские слободы, занимаясь
ремеслами, и те, которые торговали в самом центре города. Кним пристала и
беспокойная голытьба, шатавшаяся без дела по площадям и улицам. И вот в базарной
толпе пронесся страшный слух: "Появились-де на Москве еретики, которые хотят
огонь из мира вынести". Известием этим особенно встревожились ремесленники,
более прочих нуждающиеся в огне для работы.
— Выйдет указ, по еретическому наущению, погасить огни — погасят, —
уверенно говорили бывалые люди из кузнецов, оружейников, серебренников, царских
поваров и пр.
— Наколдует еретик своим дьявольским наваждением — и самые Огни на земле
погаснут,— толковали промеж себя наиболее суеверные. А в торговых рядах и на
площадях им поддакивали:
— Огонь, как и вода, очищает всякую скверну. В огне, сам Господь являлся
людям и говорил с ними. Огонь нисшел с небеси: кто такой дерзкий осмелился его
уничтожить?
Первым заметил в книгах ошибку и первым решился исправить ее знаменитый
архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий, незадолго перед тем
содействовавший убедительными воззваниями своими ко всему православному русскому
люду спасению отечества от внутренних смут и нашествия чужеземцев. Ему поручено
было исправление книг, испорченных неграмотными переписчиками и невежественными
справщиками, но один из них сделал на архимандрита донос, весь смысл которого
сводился к тому, что архимандрит-де подлинный еретик, не исповедующий Духа
Святого, "яко огнь есть". Крутицкий митрополит Иона, человек ума невысокого,
образования малого, характера слабого, управляющий церковными делами за
отсутствием патриарха Филарета, еще томившегося в плену у поляков, доносу
поверил. Когда слух о мнимом еретичестве Троицкого архимандрита достиг до келий
Вознесенского монастыря, где жила инокиней мать царя, начали суд и дело. В
царицыных кельях допрашивали заподозренного с двумя его товарищами-справщиками.
На допрос главного виновника старались водить через весь город, среди враждебно
настроенной, грубой и дерзкой толпы. Водили Дионисия на посмешище, хотя и в
монашеском одеянии, но в рубище и цепях, а чтобы еще резче выделить его из
толпы, иногда сажали на клячу без седла. Суеверы из невежественных ремесленников
и торговцев с нескрываемою злобою бросались наносить ему всякие оскорбления:
иной швырял палкой, другой подбегал вплотную и плевал в лицо. На людных местах
летели в него комья грязи и кала, сыпали песок, выливали помои. Праведный
старец, убежденный в своей правоте и людском неведении и заблуждениях, все
оскорбления переносил без ропота и жалоб. Если же замечал в озлобленной толпе
знакомые лица, то ласково им улыбался. Когда грозили ему заточением, ссылкою в
дальние Соловки, требуя отречения от неправы слова, он кротко отвечал судьям:
"То мне и жизнь! Я этому рад!"
Тем временем (в 1619 г.) вернулся царский родитель, Филарет Никитич, и взял
это дело в свои мощные руки. Между прочим, он спрашивал Иерусалимского
патриарха, приехавшего в то время в Москву за милостыней:
— Есть ли в ваших греческих книгах прибавление — "и огнем"?- Нет, и у вас
быть тому не пригоже!
Списался Филарет с прочими вселенскими патриархами И получил ответ. Тогда
Дионисий был оправдан и вместе с товарищами возвратился в монастырь, сохранив за
собой прежнее звание настоятеля.
Кроме живого огня, русские люди придают большое значение так называемому
освященному огню. Это огонь, вынесенный из церкви после великих священнодействий
и в это время как бы получивший особенную силу и исключительную благодать. В
великий четверг, после чтения Страстей, благочестивые люди несут из церкви
зажженные свечи, с которыми стояли в торжественные моменты важнейших
богослужений. Причем важное значение придается не только огню, но даже свечам.
Так, "венчальная свеча" зажигается при трудных родах и иногда ставится в
изголовье умирающих в расчете на то, чтобы скорее кончились страдания.
"Пасхальная свеча", по влиянию и благодати равносильная с прочими, имеет
громадное значение для пастухов, у которых будет сохранено стадо, если в рожок
закатан будет воск от этой свечи. "Богоявленская и четверговая свечи", кроме
защиты во время грозы, имеют еще особые свойства: первая, как и "венчальная
Пирамида