делают это так: по три зори подрядчик спрашивает рабочего, находящегося на
срубе: "Что стукаешь?" — Рабочий отвечает: "Лень на шабаш".— Подрядчик говорит:
"Лешему строит шалаш".
Из Шуйского уезда (Владимирская губ.) пишут: сговорились плотники с
печниками и вмазали в трубу две пустые незаткнутые бутылки по самые горлышки60.
Стали говорить хозяева: "Все бы хорошо, да кто-то свистит в трубе — страшно
жить". Пригласили других печников: "Поправить, говорят, можно, только меньше
десятки не возьмем". Взялись сделать, но, вместо бутылок, положили гусиных
перьев, потому что не получили должного расчета. Свист прекратился, но кто-то
стал охать да вздыхать. Опять обратился хозяин к плотникам, отдал уговорные
деньги на руки вперед, и все успокоилось.
Погрубее и попроще месть обсчитанных печников заключается в том, что один
кирпич в трубе закладывается так, что печь начинает постоянно дымить, а плотники
засовывают в пазах между венцами во мху щепочки, которые мешают плотной осадке.
В этих местах всегда будет продувать и промерзать. Точно так же иногда между
концами бревен, в углу, кладут в коробочку камни: не вынувши их, нельзя плотно
проконопатить, а затем и избы натопить. Под коньком на крыше тоже прилаживается
из. мести длинный ящичек без передней стенки, набитый берестой: благодаря ему в
ветреную погоду слышится такой плач и вой, вздохи и вскрики, что простодушные
хозяева предполагают тут что-либо одно из двух: либо завелись черти-дьяволы,
либо из старого дома ходит сжившийся с семьей доброжелатель-домовой и подвывает;
просится он в новый дом, напоминает о себе в тех случаях, когда не почтили его
перед зовом на новое пепелище, а обзавелись его соперником.
Всех этих острасток совершенно достаточно для того, чтобы новоселья
обязательно справлялись с таким же торжеством, как свадьбы: с посторонними
гостями и подарками, с приносом хлеба-соли и с самыми задушевными пожеланиями.
Плотников задабривают еще далеко загодя: когда сговорятся насчет условий — пьют
заручное, когда положат первый ряд основных бревен— пьют "обложейное", когда
заготовленный сруб перелезут и поставят на указанное место — опять пьют при
установке матицы (это тот брус, или балка, который кладется поперек всей избы, и
на нем настилается накат и укрепляется потолок). Матицу "поднимают" и "обсевают"
в полной обрядовой обстановке, повсеместно одинаковой, как завет седой старины.
Вот как это делается: хозяин ставит в красном углу зеленую веточку березки, а
затем из среды плотников выступает такой, который половчее прочих и полегче на
ногу. Это — "севец", как бы жрец какой, отгонитель всякого врага и нечистого
супостата. Он и начинает священнодействовать: обходит самое верхнее бревно, или
"черепной венец", и рассевает по сторонам хлебные зерна и хмель. Хозяева же все
это время молятся Богу. Затем севец-жрец переступает на матицу, где, по самой
середине ее, привязана лычком овчинная шуба, а в карманах ее положены: хлеб,
соль, кусок жареного мяса, кочан капусты и в стеклянной посудине зелено вино (у
бедняков горшок с кашей, укутанный в гаолушубок). Лычко, перерубается топором,
шуба подхватывается внизу на руки, содержимое в карманах выпивается и поедается.
Весь этот обряд имеет, разумеется, символическое значение: зеленые веточки
березы, которую хозяин, предварительно обряда, ставит в переднем углу, вместе с
иконой, и зажигает перед ними свечку,— служат символом здоровья хозяина и семьи;
шуба и овечья шерсть, вместе с ладаиом заложенные под матицу, обозначают
изобилие всего съедобного и тепло в избе.
XVIII
Пастухи
Крестьяне обыкновенно выбирают в пастухи человека безземельного,
неспособного по слабости здоровья или же иным причинам к полевым работам. Но при
этом принимается в соображение, что если пастух и немощен телом, то, взамен
того, он владеет особой необъяснимой и таинственной силой, при помощи которой
влияет на стадо и спасает его от всяких бед и напастей. Таких необычайных
пастухов очень много в лесных местностях. Здесь верят, что они (по словам
пастушьего разговора) оберегают скотину от "лютаго зверя чернаго, от
широколапаго .медведя, от перехожаго пакостника-волка, рыскуньи-волчицы, от рыси
и росомахи, от змея и всякаго зверя, и гада, и от злого и лихаго человека". Эти
заговоры пастухи обязаны знать прежде всего, так как крестьяне придают этому
большое значение: если в прежние времена не слыхать было на пастухов жалоб, то,
стало быть, и заговорные слова говорились ими не на ветер, стало быть, они
действительно владели той силой, которая не каждому дается. Нет явных следов,
чтобы пастухи знались с лешим или луговыми и прибегали к их помощи, но людская
молва и в этих знахарях не прочь подозревать связь с чародеями, а пожалуй, и с
самими лешими. По крайней мере, в Олонецкой губерния (Каргопольский (уезд)
уверены, что для удачной пастьбы опытные пастухи обещают лешему корову или две,
так как волков и медведей напускает на стада эта лесная нежить61.
От леших, между прочим, запасаются пастухи "спуском", т. е. особым
заговором, при помощи которого колдуны отыскивают потерявшееся животное, и сами
этими чарами руководствуются.
Когда придет время спускать скот на пастьбу, пастух у всякой скотины промеж
ушей и с крестца состригает клок шерсти и закатывает его в чистый воск62. Этот
шарик он впоследствии прячет под камень, около того места, куда обычно ходит
стадо на водопой, и предварительно читает длинный заговор, причем шарик этот
держит в одной руке, а в другую берет висячий замок. И сам пастух, и все хозяева
крепко верят в охранительную силу этого заговора, перед первым выгоном скота на
пастбище производится еще особый обряд "обхода", необходимый, для того, чтобы
стадо не расходилось летом и не блуждало бы по лесам. Заключается этот обряд в
том, что пастух обходит стадо со свечой, с которой стояли светлую заутреню.
Часть этой свечи он заделывает в свой берестяной рожок и уверен, что на звук
такого рожка скот станет сходиться скорее и охотнее, а хищные звери быстрее
убегать прочь.
Таким образом, питаясь лишь кое-какими крохами, оставшимися от трапезы
старого язычества, пастушеский быт, в самом корне своем, давно уже подчинился
христианским верованиям и обычаям. С того самого времени, когда первые
проповедники христианства, увлекшись дешевым созвучием, подменили язычество бога
Белеса мучеником греческой церкви Власием (последний стал защитником рогатого
скота подобно тому, как другие мученики римской церкви, Флор и Лавр, считаются
покровителями лошадей). На краю городов, непременно у самых выгонов, кое-где и
теперь сохраняются древние церкви, освященные обязательно во имя
священномученика Власия. Эти церкви встречаются преимущественно в северных
городах, начиная с Холмогор и Вологды, продолжая Костромой, Ярославлем, Псковом
и Новгородом и оканчивая самой Москвой и старыми подмосковными большими
городами.
Впрочем, по нынешним временам, уже и в глухих местах Пошехонья перестают
верить в разные таинственные загадочные приемы пастухов. Теперь, пожалуй, не
только но и совсем не знают, что для розыска заблудившегося оного надо положить
"а перекрестке крест из лучинок или палочек, сделанный не руками, а губами, и т.
п. Но зато теперь начинают понимать, что магическая сила пастухов, позволяющая
им, по желанию, собирать скот в одно место, имеет очень простое объяснение: не
Пирамида
