назначенных для поезда под жениха и невесту. Заглядывает под хомут: не положил
ли какой-нибудь недоброхот репейника или иных колючек. В избе обсыпает молодых
рожью, заставляет проходить через разостланный под ноги черный полушубок и этим
вконец изводит навеянную порчу. Провожая до церкви, он на каждом перекрестке и
под каждыми воротами (которые считаются самыми опасными местами) шепчет
заклинанья. Из-под венца велит ехать другой дорогой. На свадебном пиру принимает
первые чарки и напивается прежде всех до полного бесчувствия. Тогда только его
увозят домой с выговоренными подарками, сверх денег: холстом и расшитыми в узор,
но не в кресты полотенцами.
В лесных захолустьях еще живы рассказы о том, как целые свадебные поезда
лихие люди оборачивали в волков, как один неприглашенный колдун высунул в окно
голову и кричал ехавшему по селу поезду: "Дорога на лес!" — а колдун
приглашенный отчуровывался своим словом: "Дорога на поле!" — и с соперником
сделалось то, что у него выросли такие рога, что он не мог высвободить головы из
окна, пока на обратном пути не простили его и не освободили. Другой раз под ноги
передней лошади колдун бросил рукавицу на волчьем меху, и лошадь зафыркала,
остановилась как вкопанная и задержала весь поезд, который должен совершить свой
путь без помех и препятствий. Против всех этих козней колдунов придумано
бесчисленное множество самых разнообразных, хотя и малодействительных, средств:
тут и лук, и чеснок, и янтарь, и ладан, столь ненавистные чародеям, и крест,
нашитый на головной платок невесте, и монета, положенная ей с наговором в чулки,
и иголки без ушков, зашитые в подоле платья, и льняное семя, насыпанное в обувь.
Все эти меры предосторожности обыкновенно составляют заботу свахи, хотя у
колдуна, в свою очередь, припасен гороховый стручок о девяти горошинах —
средство, перед которым ничто не устоит.
Колдуны большею частью — люди старые, с длинными седыми волосами и
нечесаными бородами, с длинными неостриженными ногтями. В большинстве случаев
они люди безродные и всегда холостые, заручившиеся, однако, любовницами, которые
к таким сильным и почетным людям очень прилипчивы. Избенки колдунов, в одно
окошечко, маленькие и сбоченившиеся, ютятся на самом краю деревни, и двери в них
всегда на запоре. Днем колдуны спят, а по ночам выходят с длинными палками, у
которых на конце железный крюк. Как летом, так и зимой надевают они все один и
тот же овчинный полушубок, подпоясанный кушаком. По наружному виду они всегда
внушительны и строги, так как этим рассчитывают поддерживать в окружающих то
подавляющее впечатление, которое требуется их исключительным мастерством и
знанием темной науки чернокнижия. В то же время они воздерживаются быть
разговорчивыми, держат себя в стороне, ни с кем не ведут дружбы и даже ходят
всегда потупившись, не поднимая глаз и устрашая тем взглядом исподлобья, который
называется "волчьим взглядом". Даже и любовниц своих они не любят и часто меняют
их. В церковь они почти никогда не ходят и только, страха ради иудейска,
заглядывают когда по самым большим праздникам. Все это, вместе взятое, одной
стороны, совершенно порабощает напуганное воображениe захолустных обитателей, а
с другой — придает самим колдунам необыкновенную уверенность в своих силах. Вот
характерный рассказ, показывающий, как велико обаяние колдунов в народной массе
и как самоуверенны в своей "работе" эти темные люди.
— Уворовали у нас деньги,— передавал один крестьянин, нуждавшийся в помощи
колдуна,— пятнадцать целковых у отца из полушубка вынули. Ступай, говорят, на
Танеевку, к колдуну: он тебе и вора укажет, и наговорит на воду али на церковные
свечи, а то так и корней наговоренных даст. Сам к тебе вор потом придет и добро
ваше принесет. Приезжаем. Колдун сидит избе, а около него баба с парнишком —
значит, лечить пришла. Помолились мы Богу, говорим: "Здорово живете!" А он на
нас, как пугливая лошадь, покосился и слова не молвил, а только на лавку рукой
показал: садитесь, мол. Мы сели. Глянь, промеж ног у него стеклянный горшок
стоит с водой. Он глядит на горшок и говорит невесть что. Потом плюнул сначала
вперед, потом назад и опять начал бормотать по-своему. Потом плюнул право, потом
налево, на нас (чуть отцу в харю не попал), и начало его корчить и
передергивать. А вода та в горшке так и бурлит, так и плещет, а ему харю-то так
и косит. Меня дрожь берет. Потом как вскочит, хвать у бабы мальчишку, да и ну
его пихать в горшок-от! Потом отдал бабе и в бутылку воды налил: велел
двенадцать зорь умывать и пить давать — а потом велел бабе уходить.
— Ну,— говорит нам,— и вы пришли. Знаю, знаю, я вас ждал. Говори, как
дело было.
Я так и ахнул: угадал, нечистый! Тятька говорит: так и так, он опять:
— Знаю, знаю! С вами хлопот много!
Отец его просит, а он все ломается, потом говорит:
— Ну ладно, разыщем. Только не скупись. Отец вынул из кармана полштоф на
стол. Колдун взял, глотнул прямо из горла раза три, а отцу говорит:
— Тебе нельзя— и унес в чулан вино.
Выходит из чулана, сел за стол и отца посадил. Начал в карты гадать. Долго
гадал и все мурлыкал, потом содвинул карты вместе и говорит:
— Взял твои деньги парень белый (а кто в наших деревнях, и по волосам, и по
лицу, не белый?).
Потом встал из-за стола и пошел в чулан. Выносит оттуда котел. Поставил его
посередь избы, налил воды, вымыл руки и опять ушел в чулан. Несет оттуда две
церковные (восковые) свечи; взял отца за рукав и повел на двор. Я за ними.
Привел под сарай, поставил позадь себя, перегнулся вперед и свечи как-то
перекрутил, перевернул. Одну отдал отцу, одну у себя оставил и стал что-то
бормотать. Потом взял у отца свечу, сложил обе вместе, взял за концы руками, а
посреди уцепил зубами и как перекосится — я чуть было не убежал! Гляжу на тятьку
— на нем лица нет. А колдун тем временем ну шипеть, ну реветь, зубами, как волк,
скрежетать. А рыло-то страшное. Глаза кровью налились, и ну кричать: "Согни его
судорогой, вверх тормашками, вверх ногами! Переверни его на запад, на восток,
расшиби его на 777 кусочков! Вытяни у него жилу живота, растяни его на 33
сажени!" И еще что-то много говорил. Затем пошли в избу, а он свечи те в зубах
несет. Остановил отца у порога, а сам-от головой в печь, только ноги одни
остались, и ну мычать там, как корова ревет. Потом вылез, дал отцу свечи и
говорит:
— Как подъедешь к дому, подойди к воротному столбу, зажги свечу и попали
столб, а потом принеси в избу и прилепи к косяку: пускай до половины сгорит. И
как догорит, то смотри, не потуши просто, а то худо будет, а возьми большим и
четвертым (безымянным) пальцем и потуши: другими пальцами не бери, а то сожжешь
совсем, и пальцы отпадут.
И так он велел сжечь свечи в три раза. Приехали мы с отцом домой и сделали,
как велел колдун. А дней через пять приходит к нам Митька — грох отцу в ноги:
так и так—моя вина! И денег пять целковых отдал, а за десять шубу оставил.
Говорит:
— Сил моих нет, тоска одолела. Я знаю — это все танеевский колдун наделал
36.
Таковы те приемы, при помощи которых колдуны поддерживают в народе свое
обаяние. Но в то же время они твердо знают, что внешнее почтение быстро
Пирамида
