нейтральные причастия, которые мы можем передать только перифразами, например xivouv,
xlvov^evov, Tipoo'v, и множество слов, имеющих очень узкое значение, но которым во
французском [и в русском] соответствует очень неточное и очень общее значение. Так,
например, "мир" и "природа" у нас обозначают то же самое, тогда как хоацо(; и (pvai";
представляют совершенно другие понятия. Мы без конца противопоставляем "дух" "материи":
по- гречески луеи^а почти всегда имеет материальный смысл, а иЛ.т) - смысл абстрактный.
Слово "душа" очень несовершенно передает ^U/TI, которое для греков было почти синонимом
с,(йг\, "жизнь". От нас ускользают все тонкости психологического анализа греков; у нас нет
слов, чтобы передать смысл словосочетания Qu^ioq и ея10и^пт1хои.
Но это еще не самые большие трудности. Хотя язык Гермеса и не содержит тех сложных
ученых конструкций, которые так затрудняют перевод Фукидида, Пиндара или трагических
хоров, его стиль почти всегда туманен, и переводчик не может сделать его более ясным, потому
что эта неясность существует еще больше в мысли, чем в ее выражении. Текст "Асклепия",
книги, дошедшей до нас только в латинском варианте, представляет те же трудности, что и
греческие тексты. Некоторые отрывки, цитируемые по-гречески Лактанцием, позволяют
считать, что этот старый перевод, вероятно, предшествующий святому Августину, был
достаточно точным в общем смысле; но, несмотря на существование рукописи, его невозможно
приписать Апулею. Уже давно замечено, что стиль Апулея не имеет ничего общего с этой
тяжелой и неточной формой. Кроме того, я надеюсь, что смогу показать, что не только
латинский перевод, но и сам текст "Асклепия" не могли быть написаны ранее, чем во времена
Константина.
В этом введении мы постараемся определить возраст и происхождение герметических книг,
сравнивая их (согласно программе, начертанной Академией писаний и художественной
литературы) с документами о египетской религии, оставленными греческими авторами, и с
фактами, которые можно рассматривать как ключ к науке иероглифов. Развитие
египтологических исследований придает этому сравнению особый интерес. Народы, как и
личности, сохраняют во времени свой собственный самобытный характер. Греческие философы
часто воссоздавали в своих системах мир мифологических поэтов, возможно, сами того не
замечая. Подобным образом между религией и философией Египта можно обнаружить те
характерные связи, которые придают "фамильное" сходство всевозможным выражениям мысли
народа. Никто не соглашается сегодня с мнимой неподвижностью Египта; он не мог оставаться
неизменным между эпохой пирамид и эрой христианства. Все живое перевоплощается, и
теократические общества - также, причем так, как и все остальные, хотя и медленно, потому что
их жизнь менее активна. Чтобы сделать историю египетской религии такой, какой сделали
историю религии греческой, нужно прослеживать ее изменения. Информация о наиболее
древних из них может быть извлечена только при скрупулезном изучении иероглифических
памятников; последние же засвидетельствованы по-другому - греческие авторы говорили о них
в разные эпохи. Наконец, из взаимодействия религиозных доктрин Египта и философских
доктрин Греции вышла египетская философия, которая не оставила других памятников, кроме
книг Гермеса, и в которой мы узнаем под абстрактной формой идеи и тенденции,
выработавшиеся ранее в мифологических образах.
Другое сравнение, которое нас интересует еще более непосредственно, это сравнение,
которое можно произвести между некоторыми герметическими отрывками и памятниками
еврейскими или христианскими, в частности "Книгой бытия", произведениями Филона,
"Пастырем" Гермеса и четвертым Евангелием. Приход христианства представляет собой, на
первый взгляд, радикальный переворот во нравах и верованиях западного мира; но в истории
нет ни резких изменений, ни непредвиденных преобразований. Чтобы понять переход от одной
религии к другой, не нужно их диаметрально противопоставлять: мифология Гомера и символ
Ницеи; нужно hgswhr| промежуточные памятники, многочисленные произведения переходной
эпохи, когда первоначальный эллинизм, обсуждаемый философией, с каждым днем все больше
изменяется, смешиваясь с религиями Востока, проникающими в Европу. Христианство
представляет собой окончательный итог этого вторжения восточных идей на Запад. Оно не
упало как гром с неба среди удивленного и испуганного старого мира. Оно имело свой
инкубационный период, и, пока не оформились окончательно его догматы, многие умы в
Греции, в Азии, в Египте были захвачены проблемами, решения которых искало христианство.
Казалось, сам воздух был насыщен множеством идей, которые комбинировались между собой в
различных соотношениях.
Многочисленность сект, которые образовались в наши дни под именем социализма, дает
только слабое представление об этой интеллектуальной химии, которая свою главную
лабораторию установила в Александрии. Человечество было вовлечено в своеобразное
интеллектуальное состязание вокруг важнейших философских и моральных вопросов:
происхождение зла, судьба душ, их падение и искупление; ставка была высока - победителю
суждено было в течение долгих веков управлять сознанием. Христианское решение победило и
обрекло на забвение другие, большинство из которых канули в Лету. И когда мы находим их
остатки, то узнаем в них именно побежденных конкурентов, а не плагиаторов. Триумф
христианства был подготовлен даже теми, кто считал себя его конкурентом и кто был всего
лишь его предвестником. Это название им подходит, хотя многие из них были ровесниками
христианства, другие - немного моложе; потому что приход религии не датируется одним днем,
когда она принимается народами, как начало царствования претендента датируется его победой.
Именно человечество дает идеям право на хождение в мире, а наука должна уделять тем, кто
работал на революцию, даже сражающимся против нее, полагающееся им место в истории
человеческой мысли.
Мы стараемся разграничить, что принадлежит Египту, а что Иудее в книгах Гермеса
Трисмегиста. Когда в его книгах встречаются платоновские или пифагорские идеи, возникает
вопрос, не восходят ли они к источникам, вдохновлявшим в свое время Пифагора и Платона,
или же нужно признавать в них исключительно греческое влияние. Таким образом, есть место
для обсуждения в первую очередь реального или предполагаемого влияния Востока на
эллинскую философию. Мы очень склонны вообще, основываясь на вере самих греков,
преувеличивать это влияние, и особенно датировать его более ранней эпохой. Но только после
основания Александрии установились эти постоянные и будничные связи между мыслью
Греции и мыслью других народов, и в этих обменах идеями Греция могла намного больше дать,
чем принять. Восточные народы, по крайней мере те, которые были в контакте с греками,
кажется, никогда не имели философии в ее истинном понимании. Анализ свойств души,
исследование основ знания, моральные законы и их применение в жизни общества – это beyh,
совершенно не знакомые Востоку до завоевания Александрии. Платон приписывает египетским
жрецам следующее мнение о греках: "О греки, вы еще дети, и среди вас нет старца". Это мнение
можно отнести к Востоку и к самому Египту. Научный дух был так же чужд этим народам, как и
политическое чутье. Они могли жить многие века и так и не достигли бы никогда возраста
мужей; это были старые дети, всегда бывшие под опекой, так же не способные искать истину,
как и добиваться справедливости.
Восток, посвященный в философию греками, мог дать ей только то, что имел, - экзальтацию
религиозного чувства. Греция согласилась на обмен; уставшая от скептицизма, который
породила борьба ее школ, она бросилась в мистические порывы, предшествующие обновлению
верований. Книги Гермеса Трисмегиста - это связующее звено между догмами прошлого и
будущего; именно благодаря им эти догмы приблизились к живым и насущным вопросам. Если
они еще принадлежат к язычеству, то к язычеству последнего часа, полному презрения к новой
религии и отказывающемуся слагать с себя сан для нее, потому что оно сохраняет достояние
античной цивилизации, которая угаснет вместе с ним; в этот час язычество, уже устав от
безнадежной борьбы, разуверившись в своей судьбе, навсегда засыпает в старом Египте, земле
мертвых.
Пирамида