внутреннего диалога, установление связи с осознанием деревьев,
практическое использование снов и многие другие, — были
отчасти знакомы мне благодаря моему опыту, приобретенному у
нахуа. И все же, большая часть того, о чем писал Кастанеда,
оставалась для меня только сказками о силе. Хотя его книги стали
важной частью моей жизни, они не подвигли меня на поиски дона
Хуана или самого Карлоса.
Практикуемые уцелевшими толтеками безмолвное
наблюдение за природой и бессловесное знание позволяли понять,
что можно самостоятельно продвигаться по пути к свободе и
знанию, а не путаться в фантазиях какого-нибудь учителя. Сам
Кастанеда говорил об этом очень ясно. Вместо поиска нагуаля, я
продолжал работать с собственной энергией, следуя наставлению
дона Хуана Матуса: “Воин безупречен, если он верит в свою силу,
независимо от того, мала ли она или велика” . Я начал в одиночку
заниматься необычайными практиками дона Хуана, прекрасно
дополнявшими то, что мне уже было известно. Много раз я
совершал длительные “прогулки внимания”, закапывал себя в
землю, проводил ночи подвешенным к дереву, занимался работой
с инвентарными списками, работал с недеянием собственного “я”,
выяснял пути утечки энергии. Я искал способы стирания личной
истории, до тех пор пока не обрел способность видеть. Я
практиковал набор упражнений, названный мной “живым
изучением работ Карлоса Кастанеды”, долго и настойчиво.
Результаты оказались потрясающими: практики сработали, они
помогли выявить необычную форму осознания — осознания
другого собственного “я”, что открывало доступ к неисчислимым
духовным возможностям, скрытым внутри каждого из нас.
Использование практик позволило выявить новые для меня
формы восприятия и использования своей энергии, совершенно не
похожие на обычные .
Кроме “редких феноменов”, которые так часто захватывают
внимание читателей (союзники, беседа с деревьями или с Землей,
полеты, восприятие, свойственное другим биологическим видам
(например, волкам), бег в темноте, осознание тела сновидения и
многое другое), упражнения “по методике Кастанеды” дали мне
что-то еще, что в конечном итоге оказалось гораздо более
важным. Я обнаружил, что дон Хуан был прав: воспринимаемый
нами мир, в том числе и наша собственная личность (точнее, наше
собственное эго) — это всего лишь описание, фантазия, которая
только кажется реальной благодаря нашему настойчивому
желанию принимать ее за действительность. Остановка мира,
остановка себя — это гораздо больше, чем необычайные
визуальные эффекты. Это не более и не менее, чем обретение
возможности восприятия иных миров и способов бытия.
Обретение восприятия иного и гораздо лучшего. Если мы
прекратим поддерживать в себе ежедневно обновляемое нами
противоречивое описание мира, то увидим, что отказ от такого
описания есть верный путь к свободе, к открытию для себя иных
миров, в которых мы могли бы жить так же, как живем в своем
обычном мире. Прекратив поддержку описания собственного “я”,
которая основана на самомнении, жалобах, разочарованиях и
низости, мы получим взамен реальный путь к свободе выбора
поведения в любых возможных ситуациях. При этом мы
прекращаем быть рабами своих представлений о своем способе
существования как об единственно возможном; сбрасываем с себя
цепи своей личной истории; разбиваем узкие, искусственно
созданные границы, определяющие наш имидж. Мы говорим
“прощай” лишенному свободы выбора образу жизни.
Использование методов Кастанеды позволило мне довольно
быстро убедиться, что на самом деле мы свободны и можем
выбрать — кем быть и как жить.
Ко времени моей первой встречи с виррарика, я только
начинал свои эксперименты с методами Кастанеды. Подобно
большинству горожан, сначала я мог только наблюдать извне за
тем, чем они занимались. Я не представлял, что кроме того, что
видели мои глаза и понимал мой мозг, было и нечто иное — эти
люди взаимодействовали в отдельной реальности, о
существовании которой я тогда даже не подозревал. (В
следующих главах я вернусь еще к тем временам.)
Прошло какое-то время, и мои образ жизни позволил мне
накопить необходимое количество энергии, чтобы сделать
решающий шаг и “совершить прыжок” в отдельную реальность.
Пересечение параллельных линий окончательно открыло мне то,
чего я одновременно боялся и желал — сказки о Силе можно
превратить в реальность. Это вовсе не то же самое, что играть в
интеллектуальные игры с концепцией “необычной реальности”
(которую я был готов воспринимать очень серьезно, так как ее
существование получило физическое подтверждение, и ее
восприятие можно было делить с другими людьми на протяжении
нескольких дней и даже целых недель). Рассуждать об этом легко,
но требуются большие усилия и твердая целеустремленность,
чтобы заставить нас действовать, невзирая на страх или печаль —
наших вечных спутников во время путешествий в иные миры и
реальности, к пребыванию в которых мы не подготовлены.
Настоящая трудность проникновения в параллельный мир состоит
в том, что мы не можем внутренне принять его. Как мы можем
принять иные миры, если безопасность нашего эго покоится
полностью на непрерывности восприятия, которое в свою очередь,
всецело связано с нашим повседневным миром — сколь бы
абсурдным и эфемерным он ни был? Как мы можем принять
неведомое, когда всю жизнь учились бояться и отвергать все
неизвестное?
Отрицание неизвестного — это черта, присущая
господствующей на большей части планеты западной культуре.
Но господствует она отнюдь не везде. Например, среди индейских
народов существование многочисленных необъяснимых
феноменов считается нормальным явлением повседневной жизни.
Они привыкли жить бок о бок с загадочным. Они без труда
принимают существование вещей, которые могут или не могут
Пирамида