заключалось решение вопроса. В обычных условиях я видел не его самого, а как бы его тень.
Тень исчезла; но реально существовавший человек исчезнуть не мог. Он был больше того,
каким я его видел, «длиннее», как я сформулировал это для себя; и в этой «длине» неким
образом скрывался ответ на все вопросы. Внезапный и яркий поток мыслей исчез так же
быстро, как и появился. Через несколько секунд от него осталось только что-то вроде
мысленного образа. Я увидел перед собой две фигуры. Одна, совсем небольшая, напоминала
неясный человеческий силуэт. Она представляла собой этого человека, каким я его знал.
Другая фигура была подобна дороге в горах; видно было, как она петляет среди холмов,
пересекает реки и исчезает вдали. Вот чем он был в действительности, вот чего я не мог ни
понять, ни выразить. Воспоминание об этом переживании долгое время сообщало мне
чувство покоя и доверия. Позднее идеи высших измерений позволили мне найти
формулировку для этого необычного «сна в бодрственном состоянии», как я называл свое
переживание. И вот нечто, напоминающее описанный случай, произошло со мной во время
моих опытов. Я думал о другом человеке, который также был мне близок; он умер за два
года до опытов. В обстоятельствах его смерти, как и в событиях последнего года жизни, я
находил немало неясного; было много и такого, за что я в глубине души мог порицать себя, -
главным образом, за то, что отдалился от него, не был с ним достаточно близок, когда он,
возможно, нуждался во мне. Находились, конечно, возражения против подобных мыслей, но
полностью избавиться от них я не мог, и они опять привели меня к проблеме смерти, а также
к проблеме жизни по ту сторону смерти. Помню, как однажды во время эксперимента я
сказал себе, что если бы я верил в «спиритические» теории и в возможность общения с
умершими, то хотел бы увидеть этого человека и задать ему один вопросвсего один! И
вдруг, без всякой подготовки, мое желание исполнилось, и я его увидел. Это не было
зрительное ощущение: то, что я увидел, не было похоже на его внешнюю оболочку; передо
мной мгновенно промелькнула вся его жизнь. Эта жизнь и была им. Человек, которого я
знал и который умер, никогда не существовал.
Существовало что-то совсем другое, ибо жизнь его не была простой вереницей событий, как
мы обычно описываем жизнь какого-то человека; жизнь -есть мыслящее и чувствующее
существо, которое не меняется фактом смерти. Знакомый мне человек был как бы лицом
этого существа; лицо, скажем, с годами меняется, но за ним всегда стоит одна и та же
неизменная реальность. Выражаясь фигурально, можно сказать, что я видел этого человека и
разговаривал с ним. На самом же деле, при этом отсутствовали зрительные впечатления,
которые можно было бы описать; не было ничего похожего на обычный разговор. Тем не
менее, я знаю, что это был он; и именно он сообщил мне о себе гораздо больше, чем я мог
спросить. Я увидел с полной очевидностью, что события последних лет его жизни были так
же неотделимы от него, как и черты лица, которые я знал. Все эти события последних лет
были чертами лица его жизни, и никто не мог ничего в них изменить, совершенно так же,
как никому не удалось бы изменить цвет его волос и глаз или форму носа. Точно так же
никто не был виноват в том, что данный человек обладал именно этими чертами лица, а не
другими. Черты его лица, как и черты последних лет жизни, были его свойствами; это был
он. Видеть его без событий последних лет жизни было бы так же необычно, как вообразить
его с другой физиономией, -тогда это был бы не он, а кто-то другой. Вместе с тем я понял,
что никто не несет ответственности за то, что он был самим собой и никем иным. Я понял,
что мы зависим друг от друга в гораздо меньшей степени, чем думаем; мы ответственны за
события в жизни другого человека не больше, чем за черты его лица. У каждого свое лицо со
своими особыми чертами; точно так же у каждого своя судьба, в которой другой человек
может занимать определенное место, но ничего не в состоянии изменить. Но, уяснив это, я
обнаружил, что мы гораздо теснее, чем думаем, связаны с нашим прошлым и с людьми, с
которыми соприкасаемся; я понял со всей очевидностью, что смерть ничего в этом не
меняет. Мы остаемся привязанными ко всем тем, к кому были привязаны. Только для
общения с ними необходимо особое состояние сознания. Я мог бы объяснить те идеи,
которые в этой связи понял, следующим образом: если взять ветвь дерева с отходящими от
нее побегами, то излом ветви будет соответствовать человеку, каким мы его обычно видим;
сама ветвь -жизнь этого человека, а побеги -жизни тех людей, с которыми он сталкивается.
Иероглиф, описанный мной ранее, линия с боковыми штрихами -это как раз и есть ветка с
побегами. В моей книге «Tertium Organum» я пытался высказать идею о «длинном теле»
человека от рождения до смерти. Термин, употребляемый в индийской философии, «линга
шарира», буквально означает «длинное тело жизни». Представление о человеке или о его
жизни как о ветви, чьи побеги изображают жизни близких ему людей, многое связало в моем
понимании, многое объяснило. Каждый человек является для себя такой ветвью, а другие
люди, с которыми он связан, суть побеги ветви. Но для себя каждый из них -главная ветвь, и
любой другой человек будет для него побегом. Любой побег, если сосредоточить на нем
внимание, оказывается ветвью с побегами. Таким образом, жизнь человека соединяется со
множеством других жизней; одна жизнь как бы входит в другую, и все вместе они образуют
единое целое, природу которого мы не знаем. Идея всеобщего единства, в каком бы смысле
и масштабе она ни была выражена, занимала очень важное место в концепции мира и жизни,
сформировавшейся у меня во время необычных состояний сознания. Эта концепция мира
включала в себя нечто совершенно противоположное нашему обычному взгляду на мир и
нашим представлениям о нем. Обычно всякая вещь и всякое событие обладают для нас
своей особой ценностью, особым значением и особым смыслом. Этот особый смысл,
которым обладает каждая вещь, гораздо понятнее и ближе нам, чем ее общий смысл и общее
значение, даже в тех случаях, когда мы можем предположить наличие такого общего
значения. Но в новой концепции мира все было иным. Прежде всего, каждая вещь являлась
не отдельным целым, а частью другого целого, в большинстве случаев непостижимого для
нас и неизвестного. Смысл и значение вещи предрешались природой этого великого целого
и местом, которое вещь занимала в нем. Это полностью меняло всю картину мира. Мы
привыкли воспринимать все по отдельности; здесь же отдельного не существовало, и было
невероятно странным видеть себя в мире, где все вещи оказывались взаимосвязанными и
проистекали друг из друга. Ничто не существовало в отдельности. Я чувствовал, что
отдельное существование чего-либо, включая меня самого, есть фикция, нечто
несуществующее, невозможное. Чувство преодоления отдельности, чувство всеобщей связи,
единства как-то объединялось с эмоциональной стороной моей концепции. Сначала это
сложное переживание казалось устрашающим, подавляющим и безнадежным; но
впоследствии, ничуть в сущности не изменившись, оно превратилось в самое радостное и
радужное ощущение, какое только могло быть. Далее, имелась картина или мысленный
образ, входивший во все и являющийся необходимой частью каждого логического или
алогического построения. Этот образ выступал в двух аспектах, взятых вместе, т. е. В виде
целого мира и любой отдельной его части, любой отдельной стороны мира, жизни. Один
аспект был связан с первым принципом. Я как бы видел возникновение всего мира,
возникновение каждого явления и каждой идеи. Другой же аспект был связан с отдельными
предметами: я видел мир, или событие, интересовавшие меня в какой-то отдельный момент,
в их конечном проявлении, т. е. такими, какими мы видим их вокруг себя, но в связи с
непонятным для нас целым. Но между первым и вторым аспектами постоянно возникал
некий разрыв, подобный пропасти, пустоте. Графически я мог изобразить его примерно так:
вообразите, что из одной точки выходят три линии, каждая из которых, в свою очередь,
дробится на три новые линии, каждая из них -еще раз натри и т. д. Постепенно линии
дробятся все сильнее и сильнее; постепенно они приобретают все более разнообразные
свойства, такие как цвет, форму и тому подобное; однако они не достигают реальных фактов
и преобразуются в особого рода невидимый поток, который льется сверху. Вообразите
теперь внизу бесконечное разнообразие явлений, собранных и классифицированных по
Скачать книгу [2.95 МБ]
Пирамида