пруда через поля и поливать ею кресты или образа (фигуры), выставляемые по обыкнове
нию близ села или на раздорожье. Женщина, которая выносила это испытание, избавлялась
от подо зрений в колдовстве. Так же, как и на Западе, практиковалось топление несчастных в
воде. В Малороссии испытуемым привязывали на шею камень и таким образом опускали в
реку: если они тонули, их считали невинными и вытягивали веревками вверх, а если им
удавалось держаться на поверх ности воды, их признавали ведьмами и обрекали на смерть. В
1709 году во время засухи в Подолии мелкопоместные владельцы села Подфилинья, чтобы
узнать виновниц бездождья, распорядились, чтобы все крестьянки в виде первого испытания
носили ведрами воду из реки Збруча через поля и поливали ею крест, стоявший у дороги на
значительном расстоянии от реки. Но поскольку все крестьянки исполнили это приказание,
тем са мым сняв с себя подозрение, то владельцы должны были искать винов ниц между
дворянками. При этом один из владельцев указал на дворян ку, которую следовало бы
подвергнуть испытанию. Этой женщине он был должен значительную сумму денег, от упла
ты которой уклонялся в течение двух лет; поэтому в его интересах было всячески
содействовать ее обвинению, либо во всяком случае очернить ее имя. На берегу реки Збруча
устроили нужные приспособления для испы тания. К этому месту созвали всех жителей села
и пригласили упомяну тую дворянку. Когда она явилась, то крестьяне, по просьбе ее
должника, накину лись на нее, раздели донага, связали особенным способом, который был
предусмотрен в таком случае: большой палец правой руки привязали к большому пальцу
левой ноги и то же делалось накрест. Затем между связанными членами была продета
веревка, и несчастную принялись на блоках опускать в воду и подымать вверх. Поскольку
при этом она уто нула, то общим собранием была признана невиновной. Както по
неосторожности Афанасий Наумов (Афонька Науменок) сболтнул, что умеет готовить
колдовское зелье из лягушачьих костей; сразу же после этого его арестовали. На него, таким
образом, завели уголовное дело, а сам он оказался в застенке. Он быстро сознался не только
в колдовстве и порче, но под пытка ми, которые ему там учинили, не выдержав боли и
постоянно испыты вая чувство страха и ужаса, оговорил много местных жителей. Его дело
разбиралось более года, после чего бояре рассудили: «Чтобы другим неповадно было,
надлежит отсечь ему, Афоньке, руку, а также ногу, после чего сжечь его». После того, как
государь ознакомился с приговором, он проявил неожиданное по тем временам и в таких
случаях милосердие вместо казни велел навечно сослать его в Сибирь. Но даже за решеткой
и в кандалах Афонька продолжал быть опасен. Особая «память» за подписью думного дьяка
предписывала «его держати в тюрьме до государева указу с большим береженьем, чтоб он из
тюрьмы не ушел, ик тюрьме, где он, Афонька, посажен будет, ника ких людей припускати и
говорити с ним ни о чем давати не велети, так же и в дороге, как его в Сибирь повезут,
никаких людей к нему припус кати и говорити с ним никому ни о чем давати не велети ж».
История Федора Иванова Соколова, по должности подьячего Са ранской воеводской
канцелярии, известна из сыскных папок, в которых рассматривались дела о колдовстве. Года
через три после женитьбы подьячий стал замечать со стороны жены некоторую холодность.
Он попробовал было привязать жену по дарками. В 1715 году, съездив по делам службы в
Казань, он привез ей «полу шлафрок, объяриновый, померанцевый, кругом обложен сеткою
сереб ряной» за баснословную цену 60 рублей. Надо сказать, подарок во зымел эффект, но
ненадолго. Такие большие траты, которые позволял себе влюбленный подья чий, шли не из
скудного его жалованья. А потому не прошло и года, как он претерпел неприятность по
службе и оказался в тюрьме. Эта непри ятность повлекла за собой другую, куда более
серьезную. При обыске в его платье были найдены пять «писем», написанных его рукой:
«На море, на окияне, на острове на Буяне, и тута ходил и тута гулял...» «Письма» были
сочтены «воровскими, заговорными, еретически ми». При допросе подьячий показал: «У
меня с женою совета не было, что многим известно. Письма я переписал своею рукою и по
часу твер дил, чтобы жить с женою в согласии». Местное начальство так и не могло
окончательно решить, говорил ли правду подследственный, или это была хитрая колдовская
уловка. Подьячий, ввиду важности сего дела, был отправлен в Петербург. Время от времени,
пока он находился в Петербурге, его вызывали в Синод, где снова и снова допрашивали о
«волшебных письмах», как значится в его деле. Так шло время... Месяцы складывались в
годы. В 1724 году его осво бодили изпод караула, и он был «послан в адмиралтейство на
работу». Снова шли годы... В 1727 году кабинетсекретарь доложилтаки о его деле
государыне. Та приняла решение незамедлительно и подписала своею рукой: «Поне же он
пытан был безвинно, то и его безвинное терпение и долголетнее под арестом содержание и
по силе милостивых указов вину его отпус тить, а что письма нашлись, яко волшебные, то
для того его, Соколова, послать в Синод, чтобы учинил перед ним покаяние». Прошел еще
год. В августе состоялось долгожданное решение Сената: Соколова ос вободить, а
«волшебные письмишки истребить через палача». Таким образом, через тринадцать лет он
вернулся обратно в Са ранск. «Жить ему в своем доме в Саранске безотлучно и в Москве не
бывать», было сказано в решении Сената. Дождалась ли его супруга, изза равнодушия
которой и принял он свою муку, как встретились, нам ничего о том неизвестно.
Когда противоборство между царевной Софьей и ее братьями Ива ном и Петром
Алексеевичем завершилось в пользу братьев, тут же при помнили глухие толки, что царевне
якобы помогала в богомерзких ее делах какаято бабкаведунья. Волнуемые этим слухом,
сотни доброхотовмосквичей собрались както перед Стрелецким приказом, желая разыскать
злодейкуколду нью и расправиться с ней. Несложно догадаться, что, окажись
победительницей царевна, а не Петр с братом, не меньшая толпа собралась бы, чтобы в свою
очередь расправиться с кем бы то ни было. В приказе перед боярином Василием
Семеновичем Вольским пред стал бравый молодец поморец Евтюшка. Он, мол, доподлинно
знает эту бабкуведунью. Предшествуемая Евтюшкой разъяренноликующая толпа броси лась
туда, куда он повелел, и выволокла из избы некую Марфушку. Та все отрицала. Тогда было
решено дать ей 32 удара кнутом. Но и это не помогло добиться от нее признания. Она ни в
чем подобном сознавать ся не желала. Народ, в извечной своей жажде справедливости, стал
громко тре бовать ее «огнем жечь крепко». Так и было бы, если бы вдруг она не скончалась
сама, не выдержав пытки. Спустя двадцать лет то зло, которое было сотворено Евтюшкой,
вернулось к нему. Другой наветчик, выкрикнув «слово и дело», показал под пыткой, будто
давал Евтюшка дворцовой постельнице два кусочка воску наговоренного, чтобы та
налепила, где знает, да еще упоминал Евтюшка при том «имя государево неведомо для
чего». Поморец тут же был схвачен и посажен в застенок для дознания, но, так и не успев ни
в чем повиниться, умер. Жена же его на трех пытках держалась упорно, отвергая все
обвинения против мужа своего, не зная даже, что это ничем уже не могло помочь ему. Под
стражей она пробыла до лета 1700 года. Именно тогда пришла из Преображенского приказа
бумага, в которой значилось: «Бояре при говорили: Анютку, жену Евтюшки, освободить,
потому что она в том деле очистилась кровью». Перемены Петра Первого, рушившие
вековой образ жизни, мно гими воспринимались как катастрофа их собственного бытия.
Именно по этой причине впал в уныние стольник Андрей Безобразов, когда был назначен
воеводою неизвестно куда, на дальний Терек, гдето на краю земли. Однако ослушаться он не
посмел, но сколько мог, постарался вся чески задержаться в пути, при этом все время
посылая с дороги на имя государей Петра и Ивана Алексеевичей слезные прошения: «Едучи
на службу, я в пути заскорбел, и от той скорби стал дряхл, и глух, и беспа мятен, и в уме
крушился, и глазами плохо вижу, потому что человечен ко старой и увеченной, руки и ноги
переломаны, и иные многие беды и болезни во мне есть, и на Коломне меня, холопа вашего,
поновляли и причащали, и маслом святым святили. Умилителя, государи, надо мною, аки
Бог! Не велите, государи, меня на Терек посылать». На то время шел Безобразову 69й год, и
жалобы его были вполне обоснованы. Посылал Безобразов особые письма и жене своей
Агафье Васильевне: «Бей челом Авдотье Петровне, Авдотье Аврамовне. Съез ди к
Скачать книгу [2.95 МБ]
Пирамида