присутствия туранцев в Халдее, чтобы объяснить существование халдейской магии, то на
существование халдейской магии, чтобы доказать присутствие туранцев в Хал-Дее, —
плохой метод. Магия — явление настолько универсальное, что не может служить для
демонстрации связи между двумя народами, и везде, где ее можно обнаружить, одинаково
оправданным будет предположение как о ее спонтанном создании, так и об унаследовании. Я
равно воздержался и от поиска преемников ассирийской магии. Очень правдоподобно, что с
возвращением евреев в Палестину после Вавилонского пленения на берега Иордана пришли
и халдейские суеверия, и вообще магия Талмуда многим обязана постоянным связям между
евреями и халдеями, начиная с ухода Авраама из Ура в Халдею до раввинисти-ческих школ в
Вавилоне. Возможно, что сабеизм также воспринял не один вавилонский обряд и испытал
значительное влияние цивилизации, авторитет которой на целые столетия пережил
разрушение Вавилона. Однако исследовать ее пережитки чрезвычайно трудно, если не
сказать невозможно, идентичные обряды встречаются во всех концах света, причем нельзя
вообразить и малейшей связи между народами, которые их практикуют. Только хорошо
установленная письменная традиция способна продемонстрировать передачу практик и
верований; но я не знаю заклинания, еврейского или мандейского, которое можно было бы
назвать переводом ассирийской магической формулы10. Я не искал ассирийских следов
среди осколков греческой и латинской магии по более веской причине. Завоевание Востока
Александром, а затем римлянами, несомненно, открыло Грецию и Италию халдейским
влияниям. Однако многие из шарлатанов, которые сильно распространились по
Средиземноморью, были халдеями только по названию, и, как это очень хорошо показал г-н
Буше-Леклерк11, их влияние на греческую астрологию было почти нулевым. Для магии,
приемы которой менее специфичны, представить подобное доказательство труднее. Оно
предполагает, во всяком случае предварительно, точное знание ассирийской магии. Мне
было бы достаточно способствовать его получению, и я бы полагал, что этим послужил
компаративным исследованиям лучше, чем сопоставлением, час которого, возможно, еще не
настал. Наконец, я не стремился придать этой работе блеск эрудиции, столь же напрасной,
сколь и легковесной, приводя по поводу каждого ритуала все сходные примеры,
разбросанные по сборникам фольклора. Мне кажется по меньшей мере бесполезным ставить
в один ряд с неким явлением все явления того же рода, если тем самым не достигается их
более полное понимание, и этот метод представляется мне обреченным в силу одного того,
что то же самое можно повторить для каждого элемента сравнения, если его, в свою очередь,
принять за эталон. Всякое сравнение, которое не является объяснением, — это ненужная
роскошь, и именно поэтому я ограничился тем, чтобы справиться у иноземных магий о
смысле некоторых ассирийских практик, которые в них можно обнаружить в упрощенной
или более явной форме.
Конечно, даже если бы я создал только достоверную и полную картину ассирийской
магии, то был бы уверен, что проделал полезную работу. Истина имеет несомненную
ценность, независимо от того, каково будет ее применение. Но мне кажется, что этот вопрос
представляет общий интерес. В силу своей древности и долговечности ассирийская магия
кажется мне особенно пригодной для выяснения некоторых проблем, интереса к которым
никому не избежать. Являются ли магия и религия, как обычно это считают и как, по-
видимому, часто подсказывает их антагонизм, совершенно различными вещами, или у них
есть общее основание? Каковы отношения магии и религии с точки зрения первенства? Если
магия, как я полагаю, первична, то стал ли приход религии ей на смену удачным шагом
вперед или, напротив, задержал развитие позитивной науки на несколько тысяч лет? Я был
бы счастлив, если бы изучение клинописи смогло несколько прояснить эти вопросы. Во
Франции ассириология не получила того развития, на которое мы имеем право надеяться в
стране, где преподает г-н Опперт, которого Роулинсон12 назвал «отцом ассириологии».
Возможно, дело в том, что слишком многие склонны видеть в своих исследованиях лишь
удовлетворение праздного любопытства и не понимают всей их исторической и
философской важности. Я бы хотел, чтобы это исследование помогло им выйти из
заблуждения и пробудило какую-то заинтересованность. Наконец, мои усилия были бы
щедро вознаграждены, если бы г-н Масперо, мэтр, замечательные труды которого по поводу
египетской религии заставили меня полюбить Восток и решиться ради него покинуть
греческие красоты, смог признать, что эта книга произвела некоторое поступательное
движение в познании самых давних суеверий древней Халдеи.
Париж, 31 октября 1901
ИСТОЧНИКИ
Источники изучения ассирийской магии, которыми мы располагаем, принадлежат к
трем совершенно различным категориям. Прежде всего мы имеем амулеты с надписью или
без нее; затем кудурру и темену с их формулами проклятия, о которых мы в дальнейшем
поговорим подробно. Однако наиболее важную группу образуют собрания заклинаний и
ритуальных формул, которые сохранили для нас клинописные таблички. Эти таблички
представляют собой тонкие глиняные пластинки, прямоугольной формы, толщиной
приблизительно от 1 до 3 сантиметров, исписанные с обеих сторон, часто в несколько
столбцов, таким образом, что верх оборотной стороны примыкает к низу лицевой, или, если
угодно, чтобы перейти с лицевой стороны на обратную, нужно перевернуть табличку не
через левый край, как страницы наших книг, а через верх. Столбцы, расположенные слева
направо на лицевой стороне, на обороте идут справа налево. Размеры и значимость этих
табличек сильно рознятся; некоторые содержат лишь несколько строчек, но их у нас
насчитывается до 223 {Маклу II) или даже 353 (утукку лемну V). На одной табличке обычно
бывает написано несколько заклинаний. Каждое из них обозначается словом шипту
(заклинание), помещенным в начале первой строчки; оно отделено от следующего
горизонтальным штрихом. Большая часть заклинаний дошла до нас в виде сборников,
состоящих из различного количества табличек. Каждый из этих сборников получал название
либо от одной из важнейших церемоний, сопровождавших чтение текста, либо от
изгоняемого демона или болезни, которая должна была быть излечена. Так, две из наиболее
хорошо известных в настоящее время серий называются Маклу и Шурпу, оба эти слова, с
оттенками, которые пока от нас ускользают, обозначают горение; заклинания, которые в них
входят, действительно предназначались для прочтения во время уничтожения огнем
изображений колдунов и колдуний или символических предметов. Молитвы ниш кати, или
«воздеяния рук», как указывает их название, должны были читаться с поднятой рукой, и
рельефные изображения часто воспроизводят этот молитвенный жест. Серии утукку лемну
(utukku lemnu), ламашту (lamastu) и муруц каккади (murus qaqqadi) использовались против
зловредных демонов (ламашту - lamastu) и от головной боли. Эти сборники, как и другие
литературные произведения, также обозначались первыми словами первой таблички.
Подобно тому, как поэма о сотворении мира называлась энума элит (епйта еlis), серия
Маклу также называлась alsikinusi ilani musiti, как об этом свидетельствует вариант
финальной надписи на одном из экземпляров первой таблички'. Возможно даже, что эти
названия, Маклу и Шурпу которые не соответствуют чистой классической традиции, не
являлись первичными, и следует видеть в них след народного словоупотребления, которое
впоследствии было для краткости принято и в литературе2.
Каждая из табличек серии имеет порядковый номер: первая, вторая... табличка Маклу;
четвертая, пятая... табличка Шурпу. Эта пометка предшествует первой строке следующей
таблички. При отсутствии нумерации подобного начала оказалось достаточно, чтобы
Пирамида