что «практически образует новое заклинание». Наконец, восьмая табличка серии Маклу
предоставляет нам еще одно любопытное доказательство правки, которое, как я убежден, до
сих пор не было замечено. Как я уже говорил, эта табличка указывает ритуалы,
соответствующие каждому заклинанию, которое обозначается первой строчкой. Так, в
строке 58 читаем: «Заклинание, лучшее из заклинаний, отгоняющих [чары]. Он сделает
изображение колдуна и колдуньи и поместит его в сосуд для омовения, и т. д.». Следом идут
предписания, относящиеся к заклинанию «Я омыл руки и очистил тело». Восьмая табличка
без пропусков или перестановок перечисляет заклинания в том же порядке, что и
предыдущие. Однако на седьмой табличке (стрк. 107-114) мы находим, между двумя только
что процитированными, заклинание kisriki kussir, для которого на восьмой не имеется
никакого ритуального предписания. Следовательно, заклинание kisriki kussir являлось более
поздней вставкой по отношению к той редакции восьмой таблички, которой мы располагаем,
если только нам не следует заподозрить ее переписчика в пропуске. Во всяком случае,
отсутствие согласованности показывает, что текст подвергался более или менее
произвольным переработкам со стороны переписчиков и что он старше эпохи
Ашшурбанипала. К сожалению, это самое точное из того, что мы можем сказать по поводу
хронологии наших документов. Очень правдоподобно, что ассирийцы позаимствовали у
вавилонян их магическую литературу, как и многое другое, но у нас нет прямого и
безусловного доказательства, и, главное, мы не можем утверждать, что они к ней ничего не
добавили. Даже тот факт, что большая часть заклинаний составлена на двух языках, не
доказывает того, что они представляли собой наследие народа, населявшего Ирак до
семитов. В крайнем случае можно предположить, что шумерский язык использовался в
качестве богослужебного вплоть до эпохи Ашшурбанипала и что обе версии двуязычных
магических текстов были написаны ассирийцами: не все песнопения католической церкви
являются произведениями римлян или людей, говоривших на латыни. Тем не менее, за
неимением точных хронологических указаний, примитивный характер ассирийского
магического ритуала заставляет считать его очень давним, и, хотя нам и не удается
установить дату, очень похоже, что ее близость к истине напрямую зависела бы от ее
древности13.
Часть первая
ЦЕЛЬ МАГИИ
Глава I
ДЕМОНЫ
Ассирийская магия — это, главным образом, оборонительное оружие. Мы почти не
видим, чтобы она применялась с целью вызвать благоприятное событие, но почти всегда — с
целью предотвратить какое-то несчастье, потому ли, что древний халдей не верил в
возможность воздействовать на силы добра, или же, скорее, потому, что он полагал счастье в
отсутствии страдания, инстинктивно опережая построения Эпикура. Зло, против которого
направлена его магия,— это почти исключительно зло физическое, недуг, боль. Игнорируя
истинные причины этого зла, человек относил его то за счет злых духов, постоянно занятых
тем, чтобы приводить в расстройство вселенную или терзать его тело, то людей, одаренных
высшей силой или обладающих действенными рецептами, то, наконец, более или менее
нейтральных явлений, приписать которым пагубное влияние его заставляло поверхностное
наблюдение или наивные рассуждения. Следовательно, прежде чем обрисовать приемы
ассирийской магии, мы изучим те силы зла, против которых она была направлена: это
демоны, в большинстве своем зловредные, колдуньи и рок.
До сих пор мы не располагаем методическим трактатом о демонах на ассирийском
языке. У нас имеются лишь те разрозненные и часто туманные данные, которые в основном
содержатся в заклинаниях, собранных в конце этой книги и особенно принадлежащих к
серии утукку лемну. На основании этих обрывков почти никогда нельзя точно установить
природу и роль каждого из демонов, да и нет уверенности, что сами ассирийцы имели по
этому поводу такие уж сложившиеся представления. Поэтому я считаю преждевременными
предпринимавшиеся ранее попытки переводить имена этих демонов, отождествляя их,
зачастую слишком уж произвольно, с нашими вампирами, инкубами и суккубами, и
предпочел бы, скорее, употреблять ассирийское наименование, нежели наводить читателей
на ложные сопоставления. Здесь я ограничусь классификацией и обсуждением того, что
сообщают тексты и памятники искусства по поводу демонов вообще и каждого из них в
частности, предоставив любителям сравнений хлопоты по установлению степени их родства
с демонами других народов.
Ассирийцы различали две, очень отличающиеся по численности и значению,
разновидности демонов – добрых и злых. Добрые демоны играют лишь, так сказать,
охранительную (negativ) роль: они занимают тело человека, дом или дворец, чтобы
воспрепятствовать злым проникнуть туда и произвести опустошения. Ассириец совершенно
не мог себе представить, чтобы место оставалось пустым: если дух, покровительствующий
человеку, покидает его, им не замедлит завладеть злой гений. В соответствии с
заклинаниями, именно таким часто бывает происхождение зла: «Его бог покинул его тело,
богиня, которая давала ему советы, ушла далеко от него»1.— «Аххазу (ahhazu) встречают
человека, на которого сердит его бог, они покрывают его как одежда, они набрасываются на
него, наполняют его ядом, связывают его руки, связывают его ноги, терзают его бока,
орошают его желчью»2. Кроме того, маг обычно сопровождает экзорцизм приглашением
добрых гениев вернуться в тело больного: «Злой утукку (utukku), злой алу (alu) да держатся в
стороне; благотворный утукку, благотворный шеду (sedu) да придут»3 — «Да войдут во
дворец благотворный утукку, благотворный ламассу (lamassu)»4. Таким образом, человек и
его жилище постоянно находятся в состоянии одержимости, и, поскольку привлечь добрых
духов не менее насущно, чем отогнать злых, первые играют, если угодно, такую же важную
роль, как и вторые; но, с другой стороны, поскольку они всего лишь стоят на страже, не
делая положительно ничего хорошего, заклинания очень бедны деталями по поводу их
способа существования и деятельности. Как не увидеть в этом новый пример слабости
человеческого духа, столь скорого на измышление зла и столь ленивого в рассуждении о
благе, столь плодовитого на изобретение пыток для ада и столь скудоумного, когда он
желает описать радости рая!
В первый разряд добрых гениев следует поместить божество и богиню, которые
ассоциируются с защитой каждого человека, начиная с его рождения. Они вовсе не
аналогичны, как утверждал Ленорман5, зоро-астрийским фраваши, «чистым формам вещей,
небесным существам, соответствующим существам земным, для которых они являются
бессмертными прототипами... личными духами каждого создания... в низшем ранге небесной
иерархии». Не являются они и «особыми божествами, которые причастны к человеческой
природе, ее несовершенствам и слабостям». Если и верно то, что они не могут устоять
против силы проклятия, то не в этом состоит особенность, отличающая их от других божеств
ассирийского пантеона: существуют формулы, против которых не устоит никакой бог.
Наконец, эти божества-защитники не суть духи, в большей или меньшей степени лишенные
индивидуальности, подобно католическим ангелам-хранителям. Это совершенно
определенные, обладающие именем божества, это божества ассирийские и иногда
Пирамида