теснейшим образом связаны с календарем и астрологией. В царских ритуалах постоянно
встречаются указания на месяцы и дни их проведения, в заговорной литературе также есть
указания на даты совершения обряда. При анализе ритуалов в связи с календарем
выясняется, что чаще всего время их проведения приходится на месяцы, связанные с
равноденствиями и солнцестояниями, а также на июль-август, бывший в Месопотамии
временем особенно активного почитания мертвых и экзорцизма в отношении демонов. После
осеннего равноденствия интенсивность магической деятельности снижается, и на
оставшуюся осень и зимние месяцы приходится небольшое число магических процедур. Из
этого можно сделать по крайней мере два вывода: а) борьба с демонами имеет сезонную
активность; в основном демоны проявляют себя весной и летом, пытаясь помешать
хозяйственной деятельности людей; б) осенью и зимой борьба с демонами безуспешна,
поскольку это время их безраздельного господства и временной оккупации срединного мира
(на рациональном языке это означает прекращение вегетативной активности земли). Из
ассирийских предсказаний хорошо известно, что наиболее зловещим месяцем календаря в
Месопотамии был двенадцатый (февраль-март), которым владели семеро злых демонов.
Этим демонам традиция приписывала кражу Луны, тяжелые заболевания людей и скота и
прочие разрушительные подвиги. Поэтому актуальными были все средства заклятия этой
ужасной семерки. Помимо месяцев, в магических текстах указываются и дни проведения
обрядов, причем деятельность мага считается нежелательной каждый седьмой день недели и
в CAPut!’-й день, называемый «днем гнева божьего» (как, впрочем, и многие другие виды
деятельности). Наконец, есть обряды утренние и вечерние, совершаемые после восхода
Солнца или перед ним. Общий вывод, который можно сделать по данному вопросу, —
несомненная психофизиологическая основа магии, магическое действо как опосредованная
реакция организма и сознания на смену космобиологических ритмов жизниа. (а Такие выводы можно
сделать как на базе непосредственных свидетельств магических текстов, так и на основании помесячных комментариев на ритуалы и
астрологических предсказаний. Подробнее см.: Reiner E. Astral Magic in Ancient Babylonia. Philadelphia, 1995; Емельянов В. В. Ниппурский
календарь и ранняя история Зодиака. СПб, 1999 (в частности, ссылки на тексты в изданиях Ц. Абуша и В. Фарбера в разделе о V месяце
ниппурского календаря). )
В-третьих, уже с начала XX столетия была заметна этическая сторона магических
текстов и операций. И богословы, и социологи от истории находили в вавилонских заговорах
и молитвах промежуточную стадию от этики ритуала и табу к религиозному понятию греха и
его искупления. Было справедливо замечено, что в шумерской древности этикет существовал
только в отношении к богам и власти, а причина человеческих несчастий могла заключаться
чаще во внешних обстоятельствах (судьба, колдовство, нападение демонов), нежели в самом
человеке. Человек нарушал табу, установленные традицией (наступал на
грязную воду, на обрезанные ногти или волосы подмышек), и нес за это ответ, но мог и быть
наказан богами без вины, поскольку, как говорит один шумерский текст, «ни одно дитя не
вышло безгрешным из женского лона». В вавилонское же время устанавливается этикет
межчеловеческих отношений, и понятие проступка все более распространяется на
преступления морального характера, т. е. на преступления перед людьмиа. ( а Очень подробно об этом
см. в книге: Клочков И. С. Духовная культура Вавилонии. М., 1983 (раздел «Этические представления вавилонян»). Однако еще раньше эти
же проблемы подняты в: Тураев Б. А. История Древнего Востока. Т. I. M., 1936. С. 138-142) Грешник, совершая
порицаемый поступок, удаляет от себя личного бога или богиню, ранее хранивших его, и
приближает злых демонов, влияние которых естественно, поскольку рядом со злом может
пребывать только другое зло. Заклинания содержат огромные перечни прегрешений,
которые перечисляет маг, умоляя богов простить больного человека. На этом этапе развития
религиозной мысли моральные проступки, конечно, еще смешиваются с ритуально
табуированными, и жрец просит у богов прощения не только за прегрешения данного
человека, но и за проступки его родичей, которые могли повлиять на судьбу этого
несчастного. Да и религиозность вавилонянина не отличается постоянством — к богам и
магам он обращается только в случае крайней нужды или тяжкой болезни, а в остальные дни
предпочитает предаваться веселью и грешному поведению (следуя известному совету
хозяйки Сидури из эпоса о Гильгамеше). Гораздо чаще должен каяться в своих проступках
царь, поскольку за его грехи боги могут наказать всю страну. Именно поэтому большая часть
магических текстов Ассирии связана с царским ритуалом.
В 1995 г. в городе Вассенаре (Нидерланды) состоялась первая в истории ассириологии
конференция, специально посвященная вопросам магии и ритуала. Лучшие доклады,
прозвучавшие на этой конференции, были опубликованы спустя три года в сборнике
«Mesopotamian Magic: Textual, Historical, and Interpretive Perspectives». Какие же
перспективные идеи в области изучения магии представлены в этом издании? Давайте
совершим беглый обзор теоретической части сборника. В статье В. ван Бинсбергена и Ф.
Виггер-мана «Магия в истории: теоретическая перспектива и ее приложение к древней
Месопотамии» магия рассматривается как человеческий опыт в области контроля над
природой, собственным телом, социальной средой и государственными институтами.
Специфика этого опыта состоит в том, что магия относится к вне-божественной (non-theistic)
сфере и отражает представления общинного периода. По мере развития государства
усиливается царская власть, а вместе с ней развивается религия и почитание божества,
контролирующего значительную часть культурного пространства. Однако с ростом
религиозных институтов магия не отмирает, а органично существует внутри них.
Доминирующее положение магии возобновляется к концу ассирийской цивилизации, и этот
факт является индикатором упадка государственности в Ассирии. По мнению авторов
статьи, магия не была в Месопотамии контр-идеологией (хотя и была противоположна
устремлениям царей к объединению общин в единую нацию), но органично вписалась в
существовавшую идеологию, местами сливаясь с ней. О переходе от магической идеологии к
религиозной можно судить по двум категориям шумеро-аккадской культуры. Категория ME
(потенция, воля к проявлению), по мнению авторов, связана с внебожественной сферой
естественных сил, и на ранних этапах развития идеологии в Двуречье именно она была
доминирующей в государственных ритуалах. Однако по мере усиления государства в
Вавилонии эта категория вытесняется категорией НАМ (судьба) или НАМТАР (определение
судьбы), манифестирующей принцип организации пространства и времени в единую
субстанцию и лучше всего выражающей принцип единовластия в Месопотамии. Таково
мнение ван Бинсбергена и Виггермана, мнение, с которым можно долго и доказательно
спорить. Но мы не хотим вовлекать читателя в сложную дискуссию. Скажем только, что в
шумерской словесности категория ME никогда не употребляется отдельно от имен богов,
которые ею обладают (следовательно, ME не относится к внебожественной сфере), а
категория НАМ с древнейших времен связана с ME, да иногда еще и каузальной связью: что
лишено потенции, то не имеет и оформления, т. е. судьбы. Что же касается основного
постулата статьи, то с этнологической точки зрения авторы правы: в самом деле, у всех
человеческих обществ есть магия, но только государственно развитые имеют религию.
Однако врядли стоит, стадиально разделяя магию и религию, полагать, что и сами древние
рассматривали их как разные области психической деятельности. Это слишком
модернизаторский подход к предмету. Напротив, жрецы ассирийских храмов были
одновременно и магами, поскольку в их служебные обязанности входило проведение
ритуалов и исцеление пораженных «порчей». Если же и говорить о каком-либо антагонизме,
то не об антагонизме магии и религии (что нелепо для древней Месопотамии), а о взаимной
неприязни государственных жрецов-магов и колдунов-частников, насылавших порчу по
частным заказам, т. е. о конфликте между белыми и черными магами, получившим
отражение, например, в серии «Маклу». Из работ других авторов сборника отметим статью о
поэтике магии, в которой Н. Велдхвис правильно исключает магические тексты из сферы
изящной словесности, поскольку цель магии иная — именно, воздействовать на порядок
Пирамида