Не слышал.
...-- Говоришь, против чести? -- издевался Тулкас, -- Ну, что ж, я могу
предложить тебе честный бой... Одолеешь -- свободен и прощен. Ну,
как?
...-- А теперь беги, -- сказал Ороме, возвышаясь в седле, -- Беги,
может, спасешься. Если мои собачки позволят, -- усмехнулся он.
...-- Увидишь, человек ты или нет, -- прошипел Манве, -- Ты
подохнешь и вернешься, и опять будешь умирать и возвращаться - - до
Конца Времен! Тогда ты запросишь смерти, но я не дам ее тебе!
...Йаванна не хотела крови, она просто прогнала и прокляла ученицу,
не желавшую покаяться.
...-- Учитель, я не могу так... Ведь я -- виновен, как и они... За что ты
караешь меня жизнью? Почему ты не отдал меня Манве?..
"За ч т о ты караешь меня жизнью?!.."
Он стискивал руки, вгонял ногти в ладони, но лицо его было
неподвижно -- застывшая маска.
"Что с ними сделали, будьте прокляты, будьте прокляты... Они даже
не были твоими учениками, но они сражались за тебя, а я... А я?!.. За
что, за что, зачем... Я должен был идти с тобой до конца... Учитель,
Учитель... Я виноват во всем, и ты принял кару -- за меня... не могу...
зачем... ты -- всесилен, а я ... ничего не знаю, ничего не умею...
Учитель..."
Он словно погружался в омут глухой тоски, и тяжелая, как ртуть,
серо-зеленая вода смыкалась над ним -- медленно и равнодушно.
Казалось, он утратил способность видеть и слышать: только густой
слоистый туман перед глазами да пронизывающая, высокая, на пределе
слышимости нота, впивающаяся в измученный мозг; и равнодушная
жестокая рука сжимает саднящий комок сердца, пульсирующий
бесконечной болью.
НАМО
Он шел, и все бежали перед ликом его, и воплощение Гнева Единого
Тулкас упал ниц, закрывая голову руками, перед гневом Намо-Мандоса.
Он шел стремительно, прижимая к груди Книгу и смеялся во гневе, ибо
знал, что свободен. И радовался своей наконец-то осознанной им самим
силе. Он шел к Вратам, и от быстрой его походки темные его волосы
отлетали назад, словно черный ветер. Он не остановился, чтобы
оглянуться. Он не остановился, чтобы вдохнуть в последний раз воздух
Арды. Так же стремительно, как шел, он шагнул во Тьму. Он не боялся.
Он знал и был готов.
И притаившаяся за Стеной Ночи мучительная боль прыгнула на него,
словно дикий зверь, словно собаки Ороме. Эру не сулил легкой смерти
своим непокорным детям...
"Вернись. Вернись в Арду. Покайся," -- вкрадчиво шептал чей-то
мягкий голос, когда боль на миг покидала его, словно сговорившись с
голосом. А он был упрям. И он делал новый шаг, и снова он
превращался в комок обнаженных нервов, плоти без кожи, нещадно
терзаемой яростной болью.
Он уходил, в агонии разрывая последние слабые нити связи с Ардой,
словно вырываясь из паутины, и лишь мысль о Книге не позволяла ему
потерять свое "я", ибо боялся он, что, умерев, потеряет и Книгу Арды.
Боль, боль, боль... Он был слишком могуч, Владыка Судеб Арды,
чтобы умереть быстро. Но все же смерть пришла, прекрасная и
милосердная, и почему-то в последний миг Намо показалось, что
Ниенна, его сестра, ласково кладет ему прохладные ладони на больные
глаза...
Сначала было ощущение бытия, и лишь потом -- осознание этого
ощущения. Веки были тяжелы, словно ладони Ниенны действительно
лежали на его лице. Все тело было легким, и непонятное ощущение
радости чего-то предстоящего заставляло быстро биться его сильное
сердце. Но и на сердце была какая-то тяжесть. Возвращаясь, он начал
все четче воспринимать окружающее, и настал миг, когда он понял, что
он не один, и этот второй "кто-то" действительно положил руки на его
глаза и сердце.
Он думал, что он говорит. Но не услышал своего голоса. Только губы
слабо дрогнули.
-- Ниенна? -- еле слышно произнес он. -- Ниенна? Я -- где?
Тяжесть рук исчезла. Но он не мог открыть глаза -- слабость разлилась
по всему телу. "Книга! Где, где она?" -- вспыхнула в голове мысль, и он
дернулся, пытаясь встать. Снова кто-то берет его руку и кладет на такой
знакомый предмет... Спать... Тьма...
"Я -- есть? Наверное, если я могу думать. Где я? Неужели -- Арда?
Нет, тогда со мной так бы не обходились... Я -- умер? Я -- жив? Кто это,
кто это? Нет сил открыть глаза, нет сил. Кто это? Кто рядом?" Он снова
погрузился во тьму.
Теперь он ощущал себя совсем другим. Сила билась в нем, тело было
легким и радостным, и в сердце звучал непонятный, мучительный и
радостный Зов.
Голос -- знакомый и неузнаваемый. Наполняющий сердце детской
доверчивостью.
-- Намо... открой глаза. Все прошло. Ты свободен. Ты жив. Открой
глаза...
Он открыл глаза. И рассмеялся, радуясь свободе и жизни, Зову и
звездам. И тот, кто склонился над ним, впервые, быть может, с тех пор,
как был изгнан из Арды, улыбнулся. И Намо застыл, глядя ему в глаза,
и изумление и восторг были написаны на лице Владыки Судеб.
-- Мелькор... ты? -- это был почти тот же вопрос, что он задал своему
узнику тысячи лет назад.
-- Ты не ожидал больше увидеть меня?
-- Нет, я знал... я ждал... Но ты -- совсем другой...
Мелькор отвернулся. После недолгого молчания он вновь заговорил --
глухо и отрывисто.
-- Когда-то я был лучше... Не правда ли? Да, так... И все же -- ты ведь
видел меня после... после приговора. Теперь я еще страшнее?
-- Нет, -- Намо отрицательно покачал головой, глядя по-прежнему в
лицо Мелькора.
-- Нет. Ты прекрасен.
Зрячие глазницы своим жутким взглядом впились в Намо. Но он не
опустил глаза и улыбнулся.
-- Не надо, Намо. Я все знаю. Мое лицо изуродовано...
-- Оно светло и прекрасно, как истина.
Пирамида