Он боялся того, что она может сказать.
Ч т о она скажет.
И дрогнули ее губы; как шорох падающих в бездну льдисто-соленых
звезд -- шепот:
Мельдо.
Боль рвануло сердце -- как стальной крюк: резко, внезапно, страшно.
Мельдо.
Он готов был взмолиться: молчи! Не надо, не надо! Не будет пути
назад, на что ты обрекаешь себя, зачем, одумайся, не надо, не надо, не
надо...
Мельдо.
Кто ты? Откуда ты? Зачем, зачем тебе эта боль, зачем ты приняла этот
путь, зачем... Я не могу так, ты же знаешь, ты понимаешь все... Кто ты?
Ты -- была? Ты -- будешь?..
Мельдо.
Возлюбленный.
Ее лицо исчезло -- знакомое и незнакомое, юное, мудрое, измученное,
счастливое, беспомощное, гордое...
Какая боль... Ч т о э т о б ы л о ?..
Лицо Мелькора на миг стало беспомощным, беззащитным,
растерянным. Он обвел глазами Валар. Они сидели неподвижно. Не
поднимая глаз. В молчании.
Во взгляде Мелькора, обращенном к Намо, была мольба. Не о пощаде
-- о поддержке. Но Намо не смел взглянуть на него -- лишь стискивал
зубы; и Ниенна не отнимала ладоней от лица; и Ирмо дрожал, как в
лихорадке...
-- Пощады, Король Мира! -- вдруг выкрикнула Ниенна, подавшись
вперед, -- Будь милосерден -- пощады!
Но, поднявшись с трона, Манве молвил:
-- Мы были терпеливы и снисходительны сверх меры: нет прощения
Врагу Мира! Он не достоин милосердия, о сестра наша: кому, как не
тебе, знать, сколь много зла принес в мир Моргот! Потому -- да
свершится воля Единого, ибо в Его руки предаем мы ныне отступника.
Ниенна сжалась в комок, не в силах сказать ни слова больше.
Чертоги Ауле заливал тот же безжизненный, жалящий, ослепительный
-- ослепляющий свет. Вездесущий -- не укрыться. Жестоким жалом
впивался он в невыносимо болящие глаза: хотелось опустить веки,
закрыть лицо руками, чтобы милосердная прохладная тьма успокоила
боль...
Нет. Это слабость. Они не должны этого видеть.
Здесь свет был золотистым, но не становился от этого теплее,
оставаясь мертвым, пронизывающим. Свет отражался от белых стен, от
золотых пластин пола, дрожал обжигающим слепящим маревом,
сотканным из мириадов безжалостно-ярких искр, в неподвижном
душном воздухе. Вогнутые золотые зеркала отбрасывали жгучие лучи
на наковальню, к которой подтолкнули Мелькора, ровно и страшно
высвечивая лежащие на густо-золотой поверхности обожженные,
беспомощные, искалеченные руки Черного Валы в тяжелых
наручниках.
За наковальней широким полукругом пылал огонь, почти не видимый
в обжигающем сиянии; и тяжелые, искусной работы треножники
замыкали круг огня.
И снова железные звенья заклятой цепи Айгайнор пропустил Ауле
через браслеты наручников, и на руках Мелькора заковал их.
Расплавленный металл жег запястья, и лицо Черного Валы исказилось
от боли.
Но он не закричал.
Раскаленная докрасна цепь вспыхнула багровым огнем, коснувшись
его рук. Он знал: металл остынет, но цепь будет вечно жечь его. Там, за
гранью мира. Вне жизни. Вне смерти.
Словно издалека донесся до него голос Тулкаса.
-- Подожди, -- ухмыляясь, сказал он, -- Это еще не все. Мы
приготовили тебе великий дар. Ты останешься доволен им. Ты ведь
хотел стать Повелителем Всего Сущего? Так получай же свою корону,
Властелин Мира!
Раскаленное железо высокой черной короны сдавило его голову, и
острые, по внутренней стороне обода укрепленные шипы впились в его
лоб и виски.
Только не закричать.
Но и это было еще не все. Внезапно в чертогах Ауле появился Король
Мира Манве. Избегая даже смотреть на Черного, он быстро шепнул что-
то Ауле. Прислушивавшийся Тулкас злорадно захохотал; на лице
стоявшего рядом Ороме появилась кривая усмешка. Ауле побледнел и
хотел даже, кажется, что-то возразить, но Манве с дикой яростью
выкрикнул:
-- Исполняй приказание!
... Его повалили на наковальню. Тяжелые красно-золотые своды
нависли над ним. Тулкас навалился ему на грудь, Ороме держал
скованные руки.
По-прежнему глядя в сторону, Манве бросил Мелькору:
-- Ты создал тьму, Враг Мира, и отныне не будешь видеть ничего,
кроме тьмы!
И подал знак Ауле начинать.
Кузнец сделал шаг по направлению к пленнику, но тот только
взглянул на него -- и Ауле, вскрикнув, закрыл лицо руками.
И тут за спиной Манве раздался новый голос, мягкий и красивый:
-- Позволь мне, о Великий!
Манве обернулся -- и встретился взглядом с непроницаемо-темными
глазами Курумо, самого искусного ученика Ауле.
-- Позволь мне, -- склонившись перед Королем Мира вкрадчиво
повторил Майя. И Манве милостиво кивнул.
Он не ушел сразу, Манве, младший брат Мелькора. Он смотрел, как
приводится в исполнение его приговор. Он все еще надеялся услышать
униженные мольбы о пощаде. И -- не услышал их.
Не услышал даже стона.
"Что мне бояться его? Он скован и беспомощен, он ничего не может
сделать. Я исполню приказ Короля Мира, и он увидит, что я равен Ауле,
а бесстрашием даже превосхожу его... У Манве долгая память; он не
забудет этого, и велика будет награда моя. А цена не велика. Да, верно,
работа не из приятных, но такова воля Короля Мира, и я исполню ее --
Пирамида