Воспаленные раны выжженных глазниц в стылой крови.
Мелькор молча отвернулся.
* * *
Отворились Врата Ночи и Вечность дохнула в лицо. Оставался
последний шаг. Его никто не подталкивал -- слишком близка была
вечная Тьма. И Могущества Арды опасались приблизиться к Вратам
Ночи, за которыми она начиналась. Они боялись ее, потому что не
знали ее и запрет Эру останавливал их. В иную минуту он, наверное,
рассмеялся бы -- ведь они считали себя бесстрашными, называя его при
этом трусом. Да, он знал страх. Но это не был страх, лишающий разума
и обращающий мыслящее существо в дрожащий комок плоти. Если об
этом шла речь, то, скорее, Валар знали это. Он боялся только за Арду и
тех, кто остался после него на Темном пути.
Но сейчас какое-то новое чувство овладело им. Он не знал имени ему,
не мог его определить. Наверное, сейчас он почувствовал страх за себя,
ибо не знал, что теперь будет. Он только догадывался, ч т о может
случиться, и давнее воспоминание вспыхнуло обжигающим огнем.
Это было в длинные, нескончаемые годы первого заточения, когда в
непроглядном мраке и оглушающей тишине чертогов Мандоса он
прошел все стадии отчаяния -- до тупой, лишающей воли и разума
тоски. Мандос тогда еще не осмелился посетить опального Мелькора --
пока не Моргота, и не возродил еще в нем надежду. А было так -- среди
мрака он увидел звезду. Может, это было наваждение из-за постоянного
вглядывания в темноту? Может, и так, но звезда не исчезала. Она была
необыкновенно красивой, но от взгляда на нее невольно сжималось
сердце. И почему-то он вдруг понял -- это звезда Смерти. И растерялся.
Почему он ее видит? Как она зажглась здесь? Почему -- он? Ведь он же
Вала, бессмертный Айну... Или все же он умрет? Но если так, то он
покинет Арду навсегда... И эта мысль вызвала во всем его существе
такую бурю протеста и ужаса, что он едва сдержал крик. "Я пришел
сюда ради Арды... Я не могу, не хочу уходить! Она погибнет, я не могу
умереть! Я не должен!" -- лихорадочно думал он, стискивая скованные
руки. Ведь он не обладает даром смерти, он бессмертен. "Нет, это все
наваждение. Я слишком долго думал во мраке, и мрак вошел в мой
разум. Конечно, я не могу умереть, и Арда не останется беззащитной," -
- пытался он успокоить себя доводами рассудка, но его сердце болело и
стонало, словно говорило -- это правда, это не наваждение. И почему-то
он поверил сердцу, и сдался мысли о смерти, и долго, безутешно плакал
он один во мраке, понимая, что не уйдет от судьбы, и все же не желая
сдаваться ей.
"Смерти звезда во сне.
Смерть -- начало пути.
Смерть открывает мне
Врата. Через них пройти
Должен Бессмертный -- я
Чтобы стать живым", -- так сказал он тогда, не понимая, что говорит,
и секундой позже испугался своих же слов, понимая, что так и будет.
Теперь врата были открыты. Оставался только шаг. Он и прежде не
раз покидал Арду и возвращался в нее, но тогда никто не перерезал ту
незримую пуповину, что связывала его с нею. Теперь путь назад был
отрезан. Арда -- его жизнь -- больше не могла помочь ему, и он не знал,
что с ним будет. Что с ней будет. Врата были открыты. Оставался шаг.
Один единственный шаг. И он сделал его.
Звезды закружились бешеным хороводом и вместе с этой коловертью
в тело начала ввинчиваться боль. Наручники и венец словно вгрызались
раскаленными клыками в плоть, все глубже и жестче, пустые глазницы
будто залил расплавленный металл. Боль была нескончаемой,
неутихающей, к ней невозможно было притерпеться, привыкнуть... Так
мучительно рвалась связь с Ардой, и он висел в Нигде, растянутый на
дыбе смерти и жизни; изорвав в клочья губы -- чтобы не кричать, чтобы
те, кто из-за стены Ночи смотрит на его муки, не могли торжествовать.
Он превратился в сплошную боль, не в силах уйти от нее в смерть, не в
силах вырваться из ее горячих челюстей. Он не мог даже сойти с ума и
ужас захлестнул его, ибо понял он, что обречен вечно терпеть эту пытку
в полном сознании, безо всякой надежды на конец. И настал миг, когда
разум его вышел из-под контроля его воли, и стон вырвался из его
груди:
-- Помоги... кто-нибудь... пусть я умру...
Внезапно рука боли отпустила его, он даже не сразу понял это. И
услышал голоса.
-- Он не может уйти. Он не может вернуться.
-- Ему больно.
-- За что такая кара?
-- Надо, чтобы он смог уйти. Он имеет право.
-- Да.
-- Да.
Он слышал эти голоса, но никого не видел, хотя зрячими были его
глазницы. И он перестал быть.
Когда он вернулся, он снова ощутил боль, но она уже была другой и
он мог выдерживать ее и мыслить. "Кто вернул меня? Зачем? За что?
Может, легче было бы не быть? Я вернулся... или меня вернули? Кто,
кто?"
-- Мы рядом. Мы -- как ты.
-- Мы были с тобой. Вспомни, ты знаешь нас! И вновь память вернула
ему и это. Валар называли их "злые духи их мрачных глубин Эа". Он не
видел но ощущал их тогда, когда он решился нарушить мертвую
симметрию Арды. Он внутренне знал, что рядом с ним кто-то есть --
сильный и дружелюбный, и ему было легко и радостно тогда...
-- Вы Айнур? -- несмело спросил он.
-- Нет, -- ответили голоса.
-- Да, -- сказали другие.
-- Я умер?
-- Так было.
-- Но я бессмертен...
-- Бессмертие есть лишь тогда, когда есть смерть. Ты знаешь ее
теперь. Раньше ты мог лишь давать ее дар другим. Теперь ты сравнялся
с ними. Теперь ты свободен.
-- От чего -- свободен?
-- Ты волен выбирать теперь. Ты можешь покинуть Арду.
-- Нет! Нет!
Пирамида