Раздался громкий хлопок, и миссис Висли и Гарри отстранились друг от друга.
У окна стояла Эрмиона. Она что-то крепко сжимала в руке.
«Простите», — прошептала она.
«Твое зелье, Гарри», — быстро сказала миссис Висли, вытирая глаза тыльной
стороной ладони.
Гарри осушил кубок одним глотком. Эффект был мгновенный. Тяжелые волны
колдовского сна окутали его, он упал на подушки и отключился.
Глава тридцать седьмая
НАЧАЛО
Оглядываясь назад спустя месяц, Гарри обнаружил, что у него остались только
расплывчатые воспоминания о последовавших днях. Казалось, ему пришлось пережить
столько, что больше уже не вмещалось в сознание. А то, что он мог вспомнить,
приносило боль. Самым тяжелым, пожалуй, было следующее утро — встреча с
родителями Седрика Диггори.
Они не обвиняли его в случившемся; наоборот, благодарили за то, что он
принес им тело сына. Мистер Диггори всхлипывал во время разговора. Миссис
Диггори уже не могла плакать.
«Так значит, он почти не страдал, — сказала она, когда Гарри рассказал ей,
как Седрик погиб. — И, в конце концов, Амос... он погиб сразу после того, как
выиграл Турнир. Он, должно быть, был очень счастлив тогда...»
Потом они встали, она взглянула на Гарри и сказала: «Ты теперь береги
себя».
Гарри дотронулся до мешка с золотом тумбочке у кровати.
«Возьмите это, — пробормотал он. — Оно должно было достаться Седрику, он
дошёл первым, возьмите».
«О нет, оно твое, дорогой, я не могу... пусть останется у тебя», — ответила
Миссис Диггори, отступая.
На следующий вечер Гарри возвратился в Гриффиндорскую башню. Он узнал от
Рона и Эрмионы, что утром во время завтрака Дамблдор обратился к ученикам. Он
велел оставить Гарри в покое и не спрашивать его о том, что случилось в
лабиринте. Большинство учеников, как заметил Гарри, обходили его в коридорах,
избегали смотреть ему в глаза. Некоторые шептались у него за спиной. Наверно
многие верили статье Риты Москиты о том, что он не в себе и, вероятно, опасен.
Видимо, они строили свои версии смерти Седрика. К своему удивлению Гарри
обнаружил, что это его не особенно волнует. Лучше всего ему было с Роном и
Эрмионой — когда они говорили о других вещах или играли в шахматы, а он молча
сидел рядом. Он чувствовал, что они достигли того уровня понимания, когда слова
уже не нужны; каждый был в ожидании какого-то знака или вести о том, что
происходило за пределами Хогвартса — и было бесполезно строить предположения о
будущих событиях, пока они не знают ничего определенно. Только однажды они
коснулись этой темы: когда Рон рассказал Гарри о встрече миссис Висли с
Дамблдором перед отъездом домой.
«Она просила разрешения, чтобы ты мог поехать к нам на это лето, — сказал
он. — Но Дамблдор хочет, чтобы ты вернулся к семейству Десли, хотя бы сначала».
«Почему?» — спросил Гарри.
«Она сказала, что у Дамблдора есть свои основания, — ответил Рон, качая
головой с таинственным видом. — Я думаю, мы должны ему доверять…»
Единственным человеком, кроме Рона и Эрмионы, с которым Гарри мог
разговаривать, был Хагрид. Учителя Защиты Против Темных Сил больше не было,
уроки по этому предмету были свободными. Они воспользовались этим в четверг,
чтобы пойти и навестить Хагрида в его хижине. Был ясный, солнечный день; Клык с
лаем выскочил из дверей им наперерез, размахивая хвостом.
«Кто там? — спросил Хагрид, подходя к двери. — Гарри!»
Он вышел им навстречу, притянул Гарри, обнял его одной рукой, взъерошил
волосы и сказал: «Рад видеть тебя, дружище. Очень рад».
Войдя в дом, они увидели на деревянном столе перед камином две чайные чашки
размером с ведро каждая.
«Пили чай с Олимпией, — сказал Хагрид. — Она только-только ушла».
«С кем?» — удивился Рон.
«С мадам Максим, с кем же еще!» — ответил Хагрид.
«Вы что, помирились?» — спросил Рон.
«Не понимаю, о чем ты говоришь», — весело сказал Хагрид, доставая еще чашки
из шкафа. Приготовив чай и предложив каждому коржики на блюде, он откинулся в
своем кресле и стал вглядываться в Гарри своими черными глазами-жуками.
«Как ты? Держишься?» — спросил он хрипло.
«Да...» — ответил Гарри.
«Нет, ты ещё не оправился, — возразил Хагрид. — Конечно же, нет. Но ничего,
всё перемелется».
Гарри промолчал.
«Я знал, что он вернется», — сказал Хагрид, и Гарри, Рон и Эрмиона
уставились на него в шоке.
«Я знал это многие годы, Гарри. Знал, что он был где-то и ждал своего часа.
Это должно было случиться. Ну, и теперь вот — случилось, и нам всем придётся это
пережить. Мы будем бороться. Придётся. Мы должны остановить его, пока он не
набрал силу. Таков план Дамблдора, во всяком случае. Дамблдор замечательный
человек. Пока он с нами, я не особенно беспокоюсь».
Заметив на недоверие на их лицах Хагрид поднял свои кустистые брови и
продолжал:
«Бесполезно сидеть и волноваться по ерунде. Чему быть — того не миновать,
и, когда придет время, мы примем бой. Дамблдор рассказал мне, о том, что ты
сделал, Гарри, — Хагрид приосанился, глядя на Гарри. — Ты сделал то же, что
сделал бы твой отец, и у меня нет большей похвалы для тебя».
Гарри улыбнулся в ответ. Это был первый раз за много дней, когда он
улыбнулся.
«Хагрид, что тебе поручил Дамблдор? Он велел профессору МакГонагалл позвать
вас и мадам Максим на разговор — той ночью».
«Этим летом мне предстоит поработать, — сказал Хагрид. — Но это — секрет. Я
не должен говорить об этом даже с вами, ребята. Олимпия, то есть мадам Максим,
видимо, присоединится ко мне. Я так думаю. Мне кажется, я ее убедил».
«Это имеет отношение к Волдеморту?»
Хагрид поежился, услышав имя.