«Фотографии, Дамблдор, фотографии! — восторженно прокричал Коробейник. —
Все судьи, все защитники… Что скажешь, Рита?»
«Ээ, да, давайте начнем с этого, — согласилась Рита Москита, чьи глаза
вновь поедали Гарри. — А потом, возможно, парочку снимков поодиночке».
Съемки заняли много времени. Где бы ни становилась Мадам Максим, все
остальные оказывались в ее тени, к тому же она не помещалась в объектив,
несмотря на все старания фотографа; в конце концов, ей пришлось сесть, а всем
остальным — расположиться вокруг нее. Каркаров усердно накручивал бородку на
палец, стараясь добавить еще одну кудряшку; Крум, которому по всему вроде бы
пора было и привыкнуть к таким процедурам, нахохлился позади всей компании,
наполовину скрывшись за спинами. Фотографу как будто очень хотелось, чтобы на
переднем плане была Флёр, но Рита Москита упорно тащила Гарри вперед, на более
заметное место. Потом она настояла, чтобы каждого защитника сняли отдельно.
После чего, наконец, их отпустили.
Гарри пошел вниз на ужин. Эрмионы не было — он так понял, что она все еще
была в больничном крыле, где ее зубам возвращали нормальный размер. Он поужинал
отдельно от других, на краю стола, а потом вернулся в башню Гриффиндора,
размышляя о всей этой дополнительной домашней работе по Призывному Заклятию,
которая ему еще предстояла. В спальне он и Рон столкнулись нос к носу.
«Тебе сова», — торопливо сказал Рон в ту же секунду, показывая на подушку
Гарри. Там его ждал школьный амбарный филин.
«А… хорошо», — ответил Гарри.
«И нам отсиживать наше время после уроков завтра вечером, в подземелье у
Снэйпа», — добавил Рон.
После чего сразу вышел из комнаты, не оглянувшись. На какое-то мгновение
Гарри думал побежать следом — он не был уверен, для чего именно: поговорить с
ним или стукнуть. Оба варианта выглядели одинаково соблазнительными. Но слишком
уж тянуло скорее прочитать ответ от Сириуса. Гарри подошел к амбарному филину,
снял с его лапы письмо и развернул его.
Гарри,
Все, о чем мне хотелось бы с тобой переговорить, в письме не напишешь —
рискованно, а вдруг перехватят? Нам нужно встретиться. Можешь ты устроить так,
чтобы в час ночи 22 ноября кроме тебя, в гостиной Гриффиндора никого не было?
Я лучше кого другого знаю, что ты умеешь за себя постоять, и когда рядом
Дамблдор и Дикий Глаз, сомневаюсь, чтобы кто-то мог причинить тебе вред. А все-
таки кто-то, похоже, предпринимает весьма умелые попытки. Это был очень хитрый и
опасный трюк — затащить тебя в Турнир, тем более, прямо под носом у Дамблдора.
Будь начеку, Гарри. Я по-прежнему хочу знать о любом необычном случае.
Ответь мне насчет 22 ноября как можно скорее.
Сириус.
Глава девятнадцатая
ВЕНГЕРСКИЙ РОГОХВОСТ
В последующие две недели Гарри поддерживала только надежда поговорить с
Сириусом с глазом на глаз — это был единственный луч надежды в окружавшей его
тьме. Шок, в который повергла его внезапно обрушившаяся неизвестно откуда роль
защитника, слегка прошел — и его место постепенно занимал страх перед тем, что
ждало его впереди. Первое Задание надвигалось беспощадно; оно словно готовилось
к прыжку, как некое жуткое чудовище, возникшее на дороге. Никогда раньше Гарри
так не переживал; ничего подобного ему не приходилось испытывать ни перед одной
игрой в Квиддитч — даже тогда, когда играть надо было против Слитерина, в
решающем матче за Кубок. Гарри все труднее становилось даже думать о будущем:
вся его жизнь казалась предисловием к Первому Заданию — и им же, судя по всему,
она должна была закончиться…
Он не смог бы объяснить, каким образом Сириусу удастся облегчить ему
исполнение неведомой, но наверняка сложнейшей и опаснейшей волшебной задачи на
глазах у сотен зрителей; и все же — увидеть дружеское лицо — это в его положении
уже кое-что. Гарри написал Сириусу, что он будет в гостиной у камина в
назначенный час, и вместе с Эрмионой они потратили немало времени, придумывая,
как бы отвадить всех незваных гостей на это время. Если другого выхода не будет,
решили они, придется потратить мешок Бомб-Вонючек. Правда, они от души
надеялись, что удастся обойтись без этого — Филч бы от них и мокрого места не
оставил.
Тем временем, жизнь Гарри стала гораздо ужасней, потому что Рита Москита
напечатала свою статью о Трёхмаговом Турнире — и она оказалось на самом деле
колоритным жизнеописанием Гарри Поттера. Большую часть передовицы занимала
фотография Гарри; статья (заполнившая страницы номер два, шесть и семь)
рассказывала только о Гарри; имена Бобатонского и Дурмштрангского защитников
примостились на последней строчке, а о Седрике вообще не было ни слова.
Статья вышла в свет десять дней назад, а у Гарри даже при мысли о ней в
желудке жгло и отвратительно тошнило от стыда. Рита цитировала нечто такое, чего
он никак не мог сказать — и уж тем более в той кладовке для метел.
Я думаю, свои силы я унаследовал от родителей, и я знаю, что они бы мною
сейчас гордились, если бы могли меня видеть… да, иногда, по ночам, я все ещё
плачу о них, и не стыжусь в этом признаться… Я уверен, что выйду из Турнира
целым и невредимым, потому что они позаботятся обо мне…
Но на этом Рита не успокоилась: вдобавок к переработке его «эээ» и «ммм» в
длинные и тошнотворные пассажи, она взяла интервью у других учеников по поводу
его биографии.
Гарри, наконец, нашел в Хогвартсе свою любовь. Его близкий друг, Колин
Криви, сообщает, что Гарри частенько видят в обществе некой Эрмионы Грангер,
неотразимо хорошенькой девочки из семьи Магглов, которая, как и Гарри, является
одной из первых учениц.
И с самого момента публикации Гарри беспрестанно осыпали цитатами из
злосчастной статьи, сопровождая их ехидными комментариями — в основном, конечно,
Слитеринцы.
«Платочек не нужен, Поттер, если вдруг захочется всплакнуть на
Преобразовании?»
«С каких это пор ты — лучший ученик, а, Поттер? Или ты имел в виду школу,
которую вы решили основать вместе с Лонгботтомом, на двоих?»
Пирамида