влетело? Эта подруга Толстушки, эта Виолетта, она уже всем нам рассказала, что
Дамблдор позволил тебе участвовать. Тысяча Галлеонов в награду! И в придачу не
надо сдавать годовые экзамены!»
«Я не вносил в Кубок своего имени!» — повторил Гарри. Он почувствовал
прилив злости.
«Ну да, ну да… — произнёс Рон таким же недоверчивым тоном, как и Седрик, —
но ты же ещё утром сказал, что сделал бы это посреди ночи, чтобы никто тебя не
видел… Я же, знаешь, не дурак…»
«Но прекрасно дураком прикидываешься!» — отрезал Гарри.
«Да? — сказал Рон. Усмешка, искренняя или фальшивая, сползла с его лица, —
ложись-ка спать, Гарри. Тебе, наверно, надо будет рано вставать завтра,
позировать фотографам, или ещё что-нибудь в том же духе…»
И с этими словами он задёрнул полог своей кровати. Красное бархатное
полотно стеной отгородило стоящего у двери Гарри от одного из тех немногих
людей, на которого, как он думал, он мог полностью положиться.
Глава восемнадцатая
ПРОВЕРКА ВОЛШЕБНЫХ ПАЛОЧЕК
Проснувшись наутро в воскресенье, Гарри не сразу сообразил отчего он так
обеспокоен и подавлен. Но тут воспоминания о вчерашнем вечере окатили его словно
холодный душ. Он рванул занавеску своего собственного полога с одной мыслью:
поговорить с Роном, заставить его поверить… только Рона не оказалось на месте;
пустая кровать свидетельствовала о том, что он ушел завтракать.
Гарри оделся и спустился по винтовой лестнице в гостиную. Уже
позавтракавшие Гриффиндорцы при виде его снова разразились аплодисментами. Мысль
о путешествии в Большой Зал, где остальные соученики по Гриффиндору, несомненно,
начнут его чествовать, как какого-нибудь героя, его отнюдь не прельщала; но
единственной альтернативой было остаться здесь, без всякой надежды спастись от
братьев Криви, которые уже отчаянно размахивали руками, приглашая его
присоединиться к ним. Он решительно зашагал к скрытому портретом проходу,
отодвинул картину, выкарабкался в коридор — и оказался лицом к лицу с Эрмионой.
«Привет, — сказала она, протягивая ему горку гренок на салфетке. — Это
тебе. Хочешь прогуляться?»
«Отличная идея», — с благодарностью отозвался он.
Они спустились вниз, быстро пересекли вестибюль, даже не обернувшись на
Большой Зал, и скоро уже шагали через газон к озеру, где стоял у причала корабль
Дурмштранга, отражаясь в воде черным силуэтом. Утро было пронизывающе-холодным,
и они не останавливались, жуя сухари, всю дорогу пока Гарри рассказывал Эрмионе
обо всем, что произошло с тех пор, как он ушел из-за Гриффиндорского стола
прошлым вечером. К его великому облегчению, Эрмиона ни на минуту не усомнилась в
его словах.
«Ну конечно я сразу поняла, что ты не бросал своего имени в Кубок, —
сказала она, когда он закончил рассказывать о сцене в комнате. — Достаточно было
на тебя посмотреть, когда Дамблдор прочитал записку! Вопрос только в том, КТО
это сделал. Потому что Хмури прав, Гарри… Не думаю, чтобы кто-то из учеников
смог… Никогда бы они не справились с Кубком, или с дамблдоровским…»
«Ты видела Рона?» — перебил Гарри.
Эрмиона замялась.
«Эээ… да… за завтраком», — сказала она.
«Он все еще думает, что я сам все это устроил?»
«Нууу… нет, не думаю… главное не это…»
«То есть, что значит, главное не это?»
«Да ну Гарри, неужели сам не видишь? — с отчаянием спросила она. — Он
завидует!»
«Завидует? — Гарри не мог поверить собственным ушам. — Чему? Он что, хочет
сам стать посмешищем для всей школы?»
«Послушай, — терпеливо объясняла Эрмиона, — ты же и сам знаешь, всегда
смотрят только на тебя. Я знаю, ты тут не виноват, — торопливо добавила она,
видя, как Гарри открывает рот для яростной отповеди, — ты на это не
напрашиваешься… но — ну ты ведь знаешь, Рону приходится соревноваться со всеми
своими братьями, а ты, его лучший друг — знаменитость, и как кто вас увидит,
сразу на него уже не очень обращает внимание, и он это терпит, и никогда ни
слова, вот, я думаю, тут уже и он не выдержал…»
«Класс, — с горечью резюмировал Гарри, — просто класс. Передай ему, я готов
с ним поменяться хоть сейчас. Скажи ему, я еще и спасибо скажу… а то все только
и делают, что пялятся на мой лоб, где я ни покажусь…»
«Ничего я ему говорить не буду, — отрезала Эрмиона. — Сам скажи, иначе не
получится».
«Я за ним не собираюсь бегать и воспитывать! — выкрикнул Гарри так громко,
что с ближайшего дерева снялись несколько встревоженных сов. — Может быть, он
поверит, что мне от этого никакой радости нет, когда я себе шею сломаю или…»
«Это не смешно, — тихо сказала Эрмиона. — Совсем не смешно! — Она была
взволнована, как никогда. — Гарри, я тут подумала — ты ведь понимаешь, что
теперь надо делать? Прямо сейчас, как только мы вернемся в замок?»
«Да, еще бы — дать Рону хорошенько по…»
«Напиши Сириусу. Ты должен дать ему знать. Он просил тебя держать его в
курсе всего, что делается в Хогвартсе… можно даже подумать, он о чем-то таком
заранее догадывался. У меня тут с собой немного пергамента, и перо…»
«Брось, — Гарри тревожно оглянулся, проверяя, не подслушивает ли кто, но
все было пусто и тихо. — Он примчался из-за границы только от того, что у меня
шрам заныл. Представляешь, что будет, если он узнает, что кто-то меня вынудил
участвовать в Турнире — да он, наверно, вломится прямиком в замок…»
«Он бы хотел, чтобы ты ему рассказал, — строго сказала Эрмиона. — И все
равно он узнает…»
«Как?»
«Гарри, об этом молчать не будут, — очень серьезно ответила она. — Турнир —
это же событие, и ты тоже. Я бы очень удивилась, если Ежедневный Оракул уже
чего-то не тиснул про тебя по этому поводу… о тебе уже и так написано в половине
книг про Сам-Знаешь-Кого… И я-то уж знаю, что Сириусу было бы приятнее первому
узнать от тебя…»
«Ну ладно, ладно, напишу», — Гарри бросил в озеро последний остававшийся у
него кусочек сухаря. Они оба стояли и смотрели, как тот сначала поплыл по воде,
а через мгновение был ухвачен большим щупальцем, высунувшимся из глубины. Потом
оно исчезло, а они вернулись в замок.
Пирамида