и, наконец, к продольному.
Вежливо отстраняя прихожан, Энея шагнула в центральный проход и
решительно направилась к алтраю.
- Ленар Хойт! - прокричала она, и слова ее эхом отразились от
высоких сводов.
От Папы, застывшего с поднятой в благословении рукой, Энею отделяло
не меньше ста пятидесяти метров, и я знал: преодолеть это расстояние у
нее нет никаких шансов. Я побежал за ней.
- Ленар Хойт! - снова крикнула она, и сотни голов повернулись к
ней. В полутемных арках по бокам нефа началось какое-то копошение:
швейцарские гвардейцы. - Ленар Хойт! Я Энея, дочь Ламии Брон, которая
вместе с тобой прилетела на Гиперион, чтобы встретиться со Шрайком. Я
дочь кибрида Джона Китса, которого твои хозяева из Техно-Центра дважды
убили во плоти!
Папа стоял как громом пораженный, указуя на нее костлявым перстом,
мгновение назад поднятым в благословении. Он трясся, как в лихорадке.
Левая рука была прижата к груди. Тиара раскачивалась, грозя свалиться с
головы.
- Ты! - взвизгнул он. - Исчадие!
- Сам ты исчадие! - прокричала Энея уже на бегу, расталкивая
плечами типов в черном.
Я отшвырнул с дороги двоих, проскользнул мимо третьего, догнал ее и
побежал рядом, отслеживая боковым зрением швейцарских гвардейцев,
которые протискивались к нам через толпу. При таком скоплении народа
гвардейцы не решались стрелять - слишком много людей оказалось бы на
линии огня. Но я знал: стоит Энее приблизиться к Папе меньше, чем на
десять метров, - и вся их нерешительность мгновенно исчезнет.
- Сам ты исчадие! - снова прокричала она, летя вперед во весь дух,
уклоняясь от протянутых рук и выставленных локтей. - Ты Иуда, Ленар
Хойт. Ты продал Католическую Церковь за...
Массивный мужчина в адмиральском мундире выхватил из ножен кортик -
Энея отскочила. Не останавливаясь, я перехватил кортик, сломал адмиралу
руку и одним ударом послал его в нокаут, прямо на руки адъютантам.
Полковник Кассад как-то раз сказал, что, научившись языку живых, он
стал чувствовать боль, которую сам причиняет другим. Так и я в тот
момент ощутил, как рвутся нервы и сухожилия, как дробится кость в
предплечье - в моем предплечье! - но, посмотрев на свою руку, я
убедился, что она цела и невредима. Я отделался всего лишь болью. Я
привык терпеть боль.
Священники, монахи, епископы встали перед Энеей, пытаясь заслонить
собой Папу. Понтифик схватился за сердце и начал падать, дьяконы
подхватили его и унесли под роскошный балдахин работы Бернини.
Швейцарские гвардейцы перекрыли проход, ощетинившись пиками. Сзади нас
тоже настигали гвардейцы, они бежали, грубо расшвыривая прихожан.
Полицейские в черных доспехах, с компактными ТМП-поясами, носились в
десяти метрах над нашими головами. Пятнышки лазерных прицелов плясали на
груди и висках Энеи.
Я бросился вперед, чтобы прикрыть ее своим телом. Точка лазерного
прицела мелькнула по моему лицу, и на какое-то мгновение я ослеп.
Вытянув руки в стороны, я что-то орал...
- Нет! Взять живыми! - разнесся под сводами храма, словно глас
Божий, мощный кардинальский бас.
Швейцарский гвардеец устремился к Энее. Он занес пику, чтобы
оглушить ее ударом по голове. Энея бросилась на пол, проскользнула на
животе по плитам, подсекла его под коленки, и гвардеец кубарем покатился
к моим ногам. Пнув его в голову, я развернулся, выхватил у другого
гвардейца пику, самого гвардейца опрокинул в толпу и направил оружие на
пятерых стражников, подбежавших сзади. Те отпрянули.
Полицейский всадил мне в плечо две стрелки - должно быть, с
транквилизаторами, - но я вырвал их, метнул в пролетающий силуэт и
ничего не почувствовал. Двое охранников - крупный мужчина и еще более
крупная женщина - схватили меня за руки. Я подбросил их в воздух,
столкнул лбами и уронил на каменные плиты.
- Энея!
Она снова была на ногах, вырвавшись из рук гвардейца, но двое
полицейских в черных доспехах преградили ей путь. Прихожане вопили.
Огромный орган вдруг всхлипнул, как роженица. Агент безопасности
выстрелил в Энею с пяти метров. Она крутнулась. Женщина в черных
доспехах ударом дубинки сшибла мою любимую и навалилась на нее, завернув
ей руки за спину.
Одним ударом я отбросил эту суку на пять метров. Стражник врезал
мне пикой в живот. Летучий агент всадил в меня парализующий заряд.
Парализаторы должны действовать мгновенно, гарантированно мгновенно, но
я успел вцепиться в глотку ближайшему гвардейцу и не разжимал рук, пока
в меня не всадили еще один заряд, а потом еще. Конвульсивно дернувшись,
я повалился на пол и наделал в штаны. Последнее, что я помню, была
горячая струя, изливающаяся из брюк прямо на плиты собора Святого Петра.
Я ничего не почувствовал, когда дюжина полицейских навалилась мне
на спину, прижав мои руки к полу. Я не почувствовал даже, как с маху
ударился лбом о камень, рассекая кожу от бровей до волос.
В последние секунды угасающее сознание пассивно регистрировало все,
что попадалось мне на глаза: мельтешение черных подошв армейских сапог,
упавший берет швейцарского гвардейца, снова подошвы. Я знал, что Энея
упала слева от меня, но был не в состоянии даже повернуть голову, чтобы
взглянуть на нее в последний раз.
Они поволокли меня прочь, оставляя след из крови, мочи и слюны. Но
мне уже было все равно.
И это - конец моей истории.
Во время так называемого "суда" - десятиминутного фарса перед
облаченными в черные сутаны судьями Священной Канцелярии - я был в
сознании, но обезврежен нейроблокираторами. Меня приговорили к смерти.
Никто не хотел брать грех на душу, приводя приговор в исполнение, - меня
просто-напросто сунули в "кошачий ящик" Шредингера, вращающийся на
орбите около планеты-лабиринта Армагаст - она сейчас в карантине.
Приговор приведут в исполнение непреложные законы физики и квантовой
механики.
Сразу после суда меня отправили туда на высокоперегрузочном
беспилотном роботе-факельщике с двигателем Хоукинга - два месяца пути по
объективному времени. Где бы ни была Энея, что бы с ней ни случилось,
Скачать книгу [0.56 МБ]
Пирамида