Затем брал треугольник, клал на стол, шлепал печатью и издавал
отрывистое покашливание, а я не мог взять в толк, как это он
может делать все сразу: ведь чтобы листать книгу, требовалась
третья рука, а у него, безусловно, были всего лишь две, но тут
я заметил, что сидит он не на стуле, а на одном из своих
собратьев, и тот, согнувшись под тяжестью чиновника, поминутно
подсовывает ему какой-то список или каталог. Шло это довольно
гладко, но у меня занемели ноги от стояния в неудобной позе за
кучей грязи; наконец проверка кончилась, стол со сложенными
ножками взвалили кому-то на спину, все построились в колонну по
трое и зашагали прямо к линии горизонта, туда, где синел густой
лес. Я все это время сидел пригнувшись, не решаясь высунуть
носа. Вернувшись в ракету, долго мылся, чистил и драил одежду,
особенно обувь, и размышлял об увиденном.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Многое дал бы я, чтобы понять то, что мне довелось сегодня
увидеть. Я отошел от ракеты на добрых пятнадцать узлов, места
там гораздо суше, но из расположенного по соседству болота
плывут над самой землей белесые полосы тумана. Сперва я
встретил одинокого курдля-самца - он спал на солнце, которое
висело еще довольно низко. Должно быть, сны ему снились плохие,
потому что он ужасно хрипел, а когда вздыхал, из его
полуоткрытой пасти вырывался настоящий вихрь, разгонявший
влажные испарения. Вонь едва не свалила меня с ног, поэтому я
выполнил обходной маневр и зашел с наветренной стороны, чтобы
сделать несколько снимков. Это удалось бы как нельзя лучше, но,
увы, при перезарядке кассеты упали в яму, заполненную до краев
водой и грязью, - след его ног, но я не решился нырнуть в эту
липкую лужу. Этот курдль был настоящий колосс. Издали я было
принял его за какой-то корабль, выброшенный бурей на берег,
пока не увидел, как раздуваются от дыхания его бока. Со спины у
него свисали лохмотья линяющей шкуры. Большой части хвоста
недоставало. Потом в путеводителе я нашел описание таких особей
- они теряют хвост, потому что сами его надгрызают. Такой
курдль, обычно уже поседевший и серьезно пораженный склерозом,
зовется плешехвостом. Как я вскоре убедился, старик был
обитаем. Я снимал его с разных сторон, записывал на пленку его
стоны во сне, а после, проголодавшись, подкрепился сухим
провиантом, который взял с собой. Уже темнело, когда во все еще
раздвинутой пасти засветились огни. Значит, курдли все-таки
извергают огонь, подумал я, полагая, что это самовозгорание; но
то были фонарики идущих друг за другом существ, таких же, как
встреченные мною накануне. Однако эти одевались немного иначе.
На них были треуголки a la "пирожок", несколько, осевшие от
влаги, и маленькие фраки, перехваченные шарфами разного цвета.
На шарфах что-то блестело, возможно ордена или медали, но с
каждой минутой становилось все темнее, и даже с помощью
полевого бинокля я не смог разглядеть получше из своего
укрытия. На этот раз существ выпало из курдля очень много, чуть
ли не две сотни. У меня на глазах они побежали навстречу друг
другу, словно в атаку, но вместо того, чтобы сразиться, начали
карабкаться друг на дружку, подскакивая и выгибаясь. Выглядело
это как акробатический номер: они образовали четыре центра
влезания, четыре столба из вцепившихся друг в дружку существ
сотрясались от напряжения неподалеку, от спящего великана, а
другие все прыгали на них и поспешно лезли наверх, словно бы
решив, в коллективном помешательстве, соорудить из самих себя
лестницу до самого неба, живую Вавилонскую башню; наконец с
верхушек четырех телесных колонн они начали перебрасывать арки,
сплетая руки и ноги, и тут меня словно током ударило: я понял,
что они, собственно, делают. Из собственных тел они создали
подобие курдля! Но безумием это вовсе не было, а если и было,
то в их безумии имелась своя система, потому что один из них,
покрупнее, весь обвешанный шарфами и знаками отличия,
покрикивал в рупор мегафона; он явно руководил их усердным
хватательным восхождением. Припомнив о том, что я вычитал в
библиотеке МИДа в самых старых отчетах об экспедициях, я решил,
что псевдокурдль двинется с места, хотя в то же самое время
сознавал, что это невозможно физически. Тем временем взошла
луна, и хотя вообще-то я не испытывал к ней симпатии - она
напоминала мне о прежнем конфузе, - теперь она помогла мне
своим сиянием. При полной луне я до тех пор разглядывал
лжекурдля в ночной бинокль, пока не обнаружил в его конструкции
любопытные закономерности. У члаков, изображавших ноги, шарфы
были довольно узкие, неопределенного темного цвета - вернее
всего, просто грязные. Те, что вскарабкались выше, носили шарфы
пошире и посветлее, должно быть, желтые или светло-оранжевые, а
члаки, лежавшие на самом верху, изображая лопатки и хребет,
были перепоясаны крест-накрест двумя лентами, блестевшими так,
словно в них были вплетены серебряные нити. Впрочем, эта живая
постройка не могла стоять долго - ноги и брюхо все явственней
дрожали от напряжения; но их командир, или дирижер, окруженный
небольшой свитой, все еще властно покрикивал, а затем по его
знаку появились трубачи, и в сопровождении труб раздалась
приглушенная, но вполне различимая песнь. Впечатление было
необычное и очень сильное, и я терялся в догадках, к чему им,
собственно, все это. Что это: цирковой номер, государственная
церемония, военный парад на месте или, наконец, ритуальный
обряд наподобие религиозного? Впрочем, с тем же успехом это
могло быть что-то совершенно иное, чему у нас и названия нет.
Время от времени кто-нибудь из актеров отваливался от
псевдотуши и украдкой, на четвереньках уползал в темноту,
словно бы крайне пристыженный или испуганный своим невольным
отступничеством. Продолжалось это с полчаса, а может и дольше,
пока курдль не начал понемногу просыпаться. Тогда счетверенная
пирамида мгновенно рассыпалась, сотни тел разлетелись в разные
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида